— Как интересно.
— Вот совсем неинтересно. Наоборот, — я поудобнее устроилась у него на коленях, кладя голову ему на плечо. — Я устала.
— Устала?
— Да. Сложно, когда приходится все решать самостоятельно.
— И что же ты решила?
— Не хочу работать. У меня какая-то фобия. Все время кажется, что если я выйду на работу, то потеряю жизнь. Опять начну жить на работе и это будет всех злить. Мне тут недавно предложили хорошую работу. Участие. И мужчине я нравлюсь. Знаешь, такой представительный. С седой бородой. Я ему нравлюсь даже в таком состоянии.
— Старикам нравятся молоденькие девочки, — ответил Алик.
— Он говорит, что я из тех женщин, которые не могут быть одни, — ответила я. — А я не хочу начинать все сначала. Не хочу возвращаться в ту же реку.
— Что же ты хочешь?
— Чего-то нового. Надо меняться.
— Ты хочешь сидеть в темноте и пить?
— От водки болит желудок. Отвратительный напиток.
— Тогда ответь, что ты хочешь делать дальше. Как ты собираешься жить?
— Не знаю. А разве это важно? — я рассмеялась.
— Нет. Не важно. Свет отключили?
— Утром горел. Мне он просто не нужен. В темноте грустить интереснее.
— Тогда сходи в магазин. Купи нормальных продуктов. Терпеть не могу лапшу быстрого приготовления.
— У меня не так много денег.
— Сколько?
— Пять тысяч.
— У меня десятка. Хватит на какое-то время. Сходи за продуктами, а я начну убираться. В таком свинарнике жить нельзя.
— Да ладно. У тебя и раньше было не особо уютно.
— Вот в мое отсутствие и навела бы уют, — ответил Алик.
— Вот еще! Ты будешь сидеть в тюрьме, а я буду заниматься твоим домом?
— Это было недоразумение, — повторил Алик.
— И сколько будет еще таких недоразумений?
— Больше не будет. Купи нормальной еды. Давай, Верочка, поднимайся и вперед к совершениям.
Подниматься не хотелось. Но я пошла в магазин, кутаясь в осеннее пальто. Когда была осень, то пальто еще смотрелось. Сейчас оно было неуместным и в нем было холодно. Осенние ботинки загребали снег. А снег все шел и шел. Он прятал мир от меня или меня от мира. И только понимание, что когда я вернусь в окнах будет гореть свет, добавляли реальности происходящему. В моих пьяных снах в доме всегда не было света. Холод и пустота царили в мире нереальности. А ноги шли. Руки тащили пакет. Дыхание. Я могла дышать. Значит, я жила. Пусть и странной жизнью, но жила.
— Ты могла бы и мою куртку взять! Зачем себя морозить? — недовольно спросил Алик, когда я вернулась домой. — Или заболеть хочешь?
— Не догадалась, — ответила я, снимая ботинки и проходя на кухню, оставляя мокрые следы.
— В душ!
— Слушай, отстань, — отмахнулась я, открывая бутылку с водкой, чтоб сделать глоток и согреться. Обычно это хорошо помогало. Алик отобрал бутылку. Сделал несколько глотков, поморщился. Недовольно посмотрел на меня. Темные глаза почернели еще больше. Мне стало страшно. Я отступила на шаг назад, чем вызвала у него удивление. — Прекрати меня пугать.
— Есть причина бояться? — спросил он.
— Нет, но не надо так на меня смотреть.
— А как надо? — снимая свитер, спросил он. Я хотела взять бутылку, но получила по рукам. На автомате резко отдернула руку, роняя бутылку на пол. Она не разбилась, а покатилась куда-то под стол. Алик явно наблюдал за моей реакцией.
— Зачем… Ты не имеешь права так делать.
— Да? Раздевайся.
— Еще лучше! Не буду. Вы меня все достали!
— Я не все. Это ко мне не относится, — ответил он. Я отвернулась. Да пусть делает что хочет. Надоело. — Посмотри на меня.
— Допустим. Чего дальше? — опять начала накатывать апатия.
Он же подошел ко мне. Дернул за кофту, двигая к себе. Я выбрала точку за его плечом, на которую и стала смотреть. А все из-за моей дурости. Надо было сбежать. Уехать. Я же постоянно возвращалась сюда, в этот дом, который стал чем-то близким. Или здесь была крыша и печка, а еще не было назойливых расспросов и советов.
Я знала, что он полезет целоваться. Знала, что его губы будут с привкусом водки. Догадалась, что он запустит пальцы в мои волосы. А вторая его ладонь будет скользить по спине. Я все это знала. Как и знала, что будет неловкость, скованность. Я опять зажмусь и буду себя успокаивать, что все скоро закончится. К тому же у него давно никого не было. Поэтому все займет не так много времени. Все должно было произойти именно так. Только почему-то вышло иначе. Я кайфовала от его прикосновений. Мне нравилось, что он прижимал меня к себе будто имел на это право. Нравилось, как он нежно захватывает своими губами мои губы, чтоб нежно скользнуть по ним, пробуя и несмело приглашая пойти за ним. Эта несмелость контрастировала с уверенными руками, которые словно говорили, что не дадут упасть.