Мы с ней долго разговаривали. Речь у нее была тяжелой, путанной. Она жаловалась на провалы в памяти, страхи. Рита боялась любого шороха, боялись детей, которые бегали в коридоре, а в любой девушке видела своих обидчиков.
Врачи говорили, то она находится в шоке. Возможно, все могло прийти в норму, но надо было ждать. Ожидание. Ждать я научилась. Да и трудности больше не пугали.
Пока я ухаживала за дочерью, я много думала, а смогла бы я ее уберечь от этой ситуации и понимала, что не смогла бы. Как ни смогла удержаться от своих ошибок.
С каждым днем Рита все больше приходила в себя. В мелочах начал возвращаться капризный характер и эта вредность у меня вызывала улыбку.
Сложно было возвращаться вечером домой к Кешке. В больнице я хотела его растерзать. Но стоило прийти домой, как вся злость уходила. Я не могла на него злиться. Смотрела на него и вся злость куда-то исчезала. Кешка это видел и этим пользовался. Он был манипулятором. Хорошим манипулятором, который все делал, чтоб люди плясали под его дудку. Он продолжал работать. Приходил вечером и спрашивал, как у меня прошел день, как дела у Риты и звонила ли я Павлу. Простые вопросы, которые позже превращались в действия. Именно действия. Три дня мне было не до разговоров с Павлом. Поэтому Кешка предложил ему переехать к нам на каникулы. И Павел согласился.
Он приехал с сумкой и горой учебников. Поселился в соседней комнате и внес частичку хаоса в частоту квартиры. А потом к нам переехала Рита, когда ее выписали. Лера не могла ухаживать за падчерицей, потому что возилась со своим ребенком. Вот и скинула мне моего ребенка.
Казалось, что Гришка был только рад, когда дети переехали ко мне, избавившись от дополнительных проблем. Проблемы были. Это и капризность Риты, и самостоятельность Павла. Они пугали и меня выматывали. Если Рита была как на ладони, то Павел спокойно улыбался, а творил еще ту дичь.
— Ты пропускаешь занятия, — сказала я, когда Павел однажды вернулся домой.
— Нет. С чего ты решила? — спросил Павел. Он врал, смотря мне в глаза.
— Со школы звонили.
— Они не знают твоего телефона.
— Но знают номер твоего отца. А он знает мой. Или думаешь, что раз переехал сюда, то можно школу не посещать?
— Мне нужна еще неделя. После этого я вернусь к учебе.
— И чем ты будешь заниматься все это время? — спросила я.
— Это мои дела.
Он ушел в комнату, показывая, что разговор закончен. Я хотела возразить, что так нельзя. Но Павел запихнул в уши наушники, показывая, что разговаривать дальше не намерен. Это взбесило.
Я ушла на кухню. Замесила тесто. Злость начала уходить. Тесто словно забирала плохое настроение. Результат труда радовал: начинка получилась вкусной, тесто поднималось.
— Можно? — на кухню зашла Рита. Она еще плохо ходила, но спокойно передвигалась по квартире.
— Заходи.
— Ты не ругайся на Павла. Он хочет, как лучше, — она села на стул. Утащила кусок вареного яйца.
— И что он делает? — спросила я.
— Хочет, как лучше, — повторила Рита. — А тебе нравится работать в цветочном магазине?
— Работа, как работа.
— Лучше, чем в продуктовом магазине?
— Спокойнее.
— Так и останешься там? Просто я не понимаю, зачем тебе нужно было учиться? Чтоб потом работать продавцом в магазине?
— Образование — это необязательно хорошая и высокооплачиваемая работа. Это еще и расширение кругозора.
— Которое никому не нужно. Перед кем умом хвастаться?
— Тогда поменяй окружение.
— И стану заучкой? Для чего, мам?
— Считаешь, что лучше провести жизнь в драках за гаражом?
— Это хотя бы весело.
— Странное у тебя понятие о веселье, — ответила я.
— Кому как.
Я включила духовку. И что тут сказать? Я не знала ответа. Не знала, как ее переубедить. Опять появились мысли, что я плохая мать. А Рита сидела рядом со мной и улыбалась, чувствуя свое превосходство. Это задевало и одновременно вызывало чувство равновесия. Так и должно быть. Дети должны думать, что они умнее взрослых, а взрослые должны держать марку и выглядеть не глупее детей. Равновесие. Страшнее, когда все иначе и выпадает за принятые рамки поведения.
Кешка вернулся чуть раньше. Я как раз доставала пирог из духовки, когда хлопнула входная дверь.
— Плохое настроение? — спросил он, заглядывая на кухню.
— Нормальное.
— Я вижу. Надо поговорить.
— О чем? — спросила я.
— Сегодня пришлось отпрашиваться с работы и ехать домой. Квартира сгорела. Бабушка и дед погибли, — сказал Кеша.