И Эфенди услышал звон кольца, ударившегося о ствол дерева.
— Что ты делаешь? Отец же убьет тебя! — ахнула подруга.
И Эфенди словно кто-то подстегнул.
Он спрыгнул с коня и подошел к девушкам. Испуганный вскрик — и две подруги отшатнулись. Их лица, как две луны белели между деревьями. Только грустная Лейла стояла на том же месте. Эфенди осторожно подхватил ее и вскочил на коня.
Сразу же оборвалась музыка. Крики, цокот копыт, выстрелы… И тут впервые Эфенди по-настоящему оценил своего коня. Молния, достойный своего небесного имени, летел, рассекая воздух и почти не касаясь земли. Выстрелы, крики, цокот копыт. Эфенди почувствовал, как что-то горячее прошло по телу. Молния на миг остановился, но, убедившись, что хозяин в седле, взвился и, бешеным прыжком взяв обрыв, влетел в лес. Выстрелы и голоса заглохли.
Эфенди остановил коня и с трудом, качаясь от слабости, слез с него. Выглянула луна. И при ее голубоватом свете он с ужасом увидел, что платье Лейлы в крови.
— Ты ранена? — вскрикнул он, снимая ее с седла.
Лейла, широко раскрыв черные глаза, в которых застыл ужас, прижалась к коню, словно ища в нем защиты.
— Не бойся, я хотел только спасти тебя, Лейла, — проговорил юноша, с удовольствием произнося ее мягкое имя.
— Откуда ты меня знаешь? — подала голос девушка, и Эфенди показалось, что ее глаза сменили черный цвет на голубой.
Эфенди хотел ответить ей, но почему-то все закачалось перед ним: и лес, и конь, и широкие густые кроны деревьев, и Лейла… Последнее, что он услышал, было беспокойное ржанье коня.
Очнулся он от прохладного прикосновения.
Он попытался приподнять голову, но она была словно чугунная. Пошевелился, но острая боль в боку остановила его. Попытался крикнуть, но сухие губы не издали ни звука. А вокруг только ветки и ветки…
— Ты проснулся? — услышал он радостный голос. И незнакомое девичье лицо склонилось над ним. В косах застряли травинки и листья.
— Кто ты? — шепотом спросил Эфенди.
— Я Лейла, — ответила она и приблизила флягу к его губам. Он пил жадно, большими глотками, захлебываясь водой, чувствуя, как прохладная струя стекает по шее за ворот рубашки.
Вдруг тревожная мысль зародилась в нем.
— Где конь? — спросил он, пытаясь вскочить.
— Пасется на траве, — успокоила его девушка и кончиком тастара вытерла его влажный лоб.
Эфенди устало закрыл глаза и снова уснул.
Он не знал, что они уже третий день в лесу, что Лейла нашла родничок и промыла рану и, с трудом остановив кровь, перевязала подорожником. Не слышал, как она поднимала его на коня и отводила коня глубже в лес, чтобы их не могли найти по следу крови. Не знал, как страшно ей было, когда он трое суток не приходил в себя. И как, продрогнув от ночной сырости, до смерти напуганная, она прижалась к нему, согреваясь его теплом и переливая в него свое. Возможно, потому он и остался жив.
— Кто ты?
— Я Лейла.
— Где мы?
— В лесу.
— Откуда ты?
— Из Мцеты.
— Вернись домой.
— А ты?
— Я умру.
— Нет! Нет!
— Не уходи!
— Я вернусь.
И шорох травы под ее легкими шагами замер, растворился в воздухе леса, а Эфенди снова впал в забытье. Ему казалось, что прошла целая вечность. Много раз он опускал веки — и наступала ночь. Поднимал веки — и наступало утро. Плач филина и раннее щебетанье птиц — все перемешалось в нем.
Его разбудила песня, нежно и тонко звучавшая в его сне: словно паучок протягивал в воздухе свою дрожащую, тончайшую нить. Эфенди открыл глаза. Первое, что он увидел, был куст орешника напротив его глаз. И так ярко сверкал на солнце этот куст, мокрый от росы, так нежно лилась эта простая песенка, стекая с изумрудных листьев, словно и куст и песня были одно целое, — что Эфенди вдруг почувствовал себя совершенно здоровым. И даже удивился, почему это он проспал солнце.
Вдруг куст шевельнулся, и перед Эфенди возникла девушка в зеленом бархатном платье, которое переливаясь на солнце, казалось живой зеленью леса.
— Лейла, — вскрикнул он, сразу все вспомнив, и протянул к ней руки.
— А я уже вернулась из дома, — сказала она, и тут он увидел, что в одной руке она держит плетеную корзину, полную спелой вишни, а в другой — глиняный кувшин.
— Это мед, а это вишня из нашего сада, а это сыр, — говорила она раскладывая перед ним все эти яства.
Тут только Эфенди почувствовал, как он голоден. Он схватил лепешку сыра и жадно затолкал ее в рот, запивая медом из кувшина. А вишни он проглатывал, даже забывая выплевывать косточки. На губах его и щеках играл малиновый отсвет ягоды.