За этой трапезой они обменивались и аульскими новостями.
— Говорят, Чамастак опять собралась уходить от мужа, — сообщил Зубаир.
Патимат встрепенулась.
— Ты же знаешь ее Хамида. Теперь он волочится за Тапус.
— Вабабай! — воскликнула Патимат. — А я-то думала, он уже остепенился. Такой парень, такой замечательный врач — и на тебе…
Нужно сказать, что и эта молодая пара, как и многие другие семейные пары в ауле, была «склеена» руками Патимат. Потому-то она особенно переживала за Чамастак, испытывая ответственность за ее судьбу.
Хотя Зубаир и утверждал, что при участии Патимат даже склеенная слюнями стена становится крепостной, все же и у нее бывали осечки.
Сообщение Зубаира так ее огорчило, что она даже забыла убрать со стола, что с ней случалось чрезвычайно редко. Как пуля понеслась она к Чамастак. А в голове уже зрел хитроумный план…
…В последнее время Чамастак стала замечать, что у ее мужа участились собрания. С работы он возвращался все позже и позже. Однако Чамастак не придавала этому особого значения: ведь у хирурга рабочий день, по существу, бесконечен, да и больница не в ауле, а в районном центре, так что на одну дорогу уходит сколько времени…
Так бы она и пребывала в счастливом неведении, если бы однажды, возвращаясь из магазина, не встретила Меседу и та, подняв свою черную бровь, не спросила бы с улыбкой:
— Что, и сегодня у Хамида собрание?
— Да, так его замучили эти собрания. Ни одного вечера нет свободного, даже похудел, бедняжка, — доверчиво призналась Чамастак.
— Что-то Тапус в последнее время стала так наряжаться. Не собирается ли она замуж? — продолжала Меседа, кивнув головой на Тапус, которая в это время вышла на веранду своего дома.
— Кого же ей наряжать, как не себя? Женщина она одинокая, — отвечала Чамастак, а сердце уже ныло, предчувствуя недоброе.
Однако, как говорится, не пойман — не вор. И Чамастак только молча страдала, не решаясь высказать мужу свои подозрения. А собрания все продолжались. Тогда-то на помощь и пришла Патимат со своим хитроумным планом.
И вот любопытные аульчане видели, как однажды вечером по темнеющей дороге прошла к своему дому Патимат, ведя за руки двух детей Чамастак. И как чуть позже в противоположном направлении, наряженная, как на свадьбу, проплыла Чамастак… Оставляя на дороге легкую пыль, поднятую высокими каблуками, она остановилась у ворот Тапус и, чуть помедлив, открыла их и вошла.
Увы, все, что произошло дальше, было скрыто от глаз любопытных. А было вот что.
Тапус сидела на диване и вышивала, тихонько напевая. По комнате плыл аромат какой-то вкусной еды, смешанный с запахом ее духов.
— Чамастак, какими судьбами! — воскликнула она, увидев непрошеную гостью.
— Вуя, Тапус! — запела Чамастак. — Какая ты сегодня красивая! Это платье тебе удивительно к лицу. Вот решила зайти запросто, по-соседски. Сегодня у мужа собрание, а детей мама взяла к себе. Так скучно мне стало одной. Думаю, зайду-ка я к Тапус, вместе поскучаем…
— И очень хорошо сделала, — улыбнулась Тапус.
— Ах, как вкусно пахнет! А я как раз не ужинала. Не могу есть одна… — и Чамастак подошла к очагу. Кастрюля была полна курзе, залитыми чесночно-ореховым соусом.
— Я сегодня приготовила курзе. Угощайся! — ласково говорит Тапус. А сама, наверное, думает: «Чтоб у тебя эти курзе через нос вышли».
Тут Чамастак заметила, что Тапус начинает нервничать: прислушивается, украдкой косится на окна. Наконец не выдерживает.
— Я сейчас, — говорит, — у меня на веранде белье. Боюсь, как бы не пересохло.
— Конечно, надо скорее снять. Пересохшее белье — это уже не белье. Его же так трудно гладить. Давай я тебе помогу, — участливо говорит Чамастак.
— Не надо, — уговаривает Тапус.
Но Чамастак встает, и они вместе выходят на веранду. Конечно, белье еще совсем мокрое. Видно, она его только что развесила.
И вот когда Чамастак доедает последний курзе (и как она только не лопнула от такого обильного угощения) — в дверях появляется ее муж Хамид. Сияющий и с большим кульком в руках. Увидев жену, он бледнеет и роняет кулек.
Но Тапус с необыкновенной ловкостью спасает положение:
— Вот он пришел за тобой. И часа не может без тебя прожить, — воркует она, переводя умильный взгляд с Хамида на Чамастак, словно она до слез растрогана согласием этой любящей пары.
Чамастак подходит к мужу, все еще пребывающему в столбняке, и тоже воркует:
— Мой дорогой. Значит, собрание отменили? А я подумала, муж придет поздно, пойду-ка я к Тапус. Скоротаем вместе вечерок. Знаешь, она так вкусно готовит. Я не удержалась и съела целую кастрюлю курзе, так что ей теперь нечем тебя угостить. А ведь ты голодный, пойдем домой.