Целую ночь после ухода этой женщины с кошачьей походкой и тихим голосом Хандулай не могла уснуть. «Это я его погубила, — казнилась она. — Ведь когда пропала корова, я проклинала вора. Может быть, аллах услышал мои проклятия…»
То, что мужчина поднялся на крышу пьяный, для нее не имело значения.
На другой день Хандулай сидела в районной больнице у постели вора. Принесла она ему кашу, сваренную на свежей мяте. Издавна считалось, что каша из муки озимой пшеницы, сделанная на крепком отваре мяты, целебна.
Хандулай расстроилась, увидев загорелого плечистого мужчину таким размякшим и неподвижным. Краснота век, опухлость лица и безучастность взгляда — все выдавало в нем тяжелобольного. Сначала он отказывался от еды, но, когда она сняла крышку с кастрюли и по палате распространился свежий мятный запах трав, он слабой рукой потянулся за ложкой. А попробовав, с аппетитом съел полкастрюли. Он не знал, кто такая Хандулай, и, оживившись, горячо благодарил ее. «Баркала, эбел[22]. Какой аромат! Это просто райская пища!»
И все больные привстали на своих постелях, с любопытством глядя на Хандулай и жадно вдыхая ароматные пары. Один из них, совсем старый, высохший человек, воскликнул: «Благодать-то какая! Я тридцать лет чабанил в горах. Каждый цветок стал мне родным! А с пучком мяты я никогда не расставался».
С тех пор Хандулай зачастила в больницу. И каждый раз в самой большой кастрюле, какая только нашлась в доме, она приносила живительную кашу. «Ты несешь нам выздоровление!» — говорили больные, радостно встречая ее.
Хандулай не забыла и старого чабана. Для него она принесла пучок мяты, сорванной далеко в горах. «Вай, баркала, — растрогался старик, поднеся к носу траву и с наслаждением вдыхая ее пряный запах. — Вот спасибо, я чувствую себя так, словно поднялся на самую высокую вершину в разгар лета».
И пучок мяты стал переходить из рук в руки, распространяя по больничной палате запах луга, пастбища, лета…
Теперь Хандулай все знала о больных, знала, кто чем болен, и каждого поддерживала не только полезными травами, но и добрыми словами.
«Это ты?! — восклицала она, входя в палату. — Да тебя сегодня просто не узнать! Какой румянец, а ведь недавно ты была без кровинки. Грех даже сказать, что ты больна!» — И женщина действительно счастливо розовела от этих слов, и в сердце закрадывалась робкая надежда. А надежда и вера приносили выздоровление.
Врачи, которые сначала подозрительно относились к этой странной женщине в пестрой одежде и с огромной кастрюлей в руках, теперь улыбались ей как старой знакомой.
Все красноречие Хандулай, которое раньше выливалось в проклятия, теперь обратилось в добрые слова. Они излечивали больных не менее, чем живительные снадобья. Уже вышел из больницы тот мужчина, ради которого она впервые пришла сюда, и старый чабан, любивший мяту, уже не раз сменился состав больных, а Хандулай все ходила и ходила в больницу, находя в этом радость и утешение, а может быть, и смысл жизни.
С годами сменились многие врачи и медсестры. Только она в своем пестром платке и таком же ярком платье, торчащем из-под белого халата, оставалась неизменной. И чудесный аромат мяты вместе с ней входил в палаты, забивая запахи лекарств. А тот, кто приходил в больницу впервые, приятно удивлялся тому, что нет здесь тревожного запаха больницы, пахнет только летом да горами.
Но все в жизни имеет свой конец. Каждый смертен под этим небом. И настал день, когда Хандулай слегла. Несмотря на уговоры врачей, она отказалась лечь в больницу и осталась в своем старом доме. Со всех аулов те, кого подняла она с больничной койки, приносили варенье, абрикосы, мед…
Хандулай тихой улыбкой благодарила людей, потому что ей, столь красноречивой прежде, каждое слово теперь давалось с трудом.
И вот однажды, когда она уже не отличала дня от ночи, потому что темный туман все время стоял в глазах, — кто-то положил ей на подушку пучок мяты. И тогда, впервые за много дней, она заговорила:
— Мята! Откройте окно. На улице лето, птицы, наверное, поют…
Кто-то раскрыл окно. Кто-то приподнял ее на высоких подушках. Она повернула голову навстречу свежему потоку воздуха, хлынувшему в комнату. И вдруг взгляд ее остановился. Она издала короткий вздох, и душа ее невидимым облаком отлетела, переходя туда, где синели горы, колыхалась трава и нежно и неповторимо пахла мята…
Вот и настал вечер, ради которого я приехала в аул. На обсуждение статьи «Замуж без калыма» собралось столько народа, что в клубе, как говорится, яблоку негде было упасть. Видно, вопрос этот по-своему волновал каждого: и молодого и старого.