– Браво, – Безликий, приняв облик алхимика Нориса, легонько похлопал четырьмя пальцами одной руки о ладонь другой. – Блистательная речь! Сколько патетики, энергии, силы и гордости! Очень красиво! Я тронут до глубины своей бесстрастной души. Но ты, мой друг, не хочешь ли задуматься, хотя бы на минуту, откуда, вообще говоря, проистекают в тебе вся эта неожиданная сила, страсть, решимость и гордость?
– Нет, – сказал Вийон, мотая головой. – Неееет, вы мне голову не заморочите. Это все мое и только мое! И ничье больше!
– Ну конечно же твое, мой дорогой Айнри, и больше ничье, и оно станет еще более твоим, когда ты проснешься.
– Нет. Я на это не поведусь.
– Ну что ж, – констатировал Безликий. – Ослиное упрямство, стремление сделать все по-своему, безграничная уверенность в своих силах – все это мне слишком хорошо знакомо, мой друг. Айнри Тозол очень близок к пробуждению, его качества перетекают, перехлестываются через барьер между вашими личностями – но, конечно, ты все еще можешь сделать то, чем грозился, и уйти в какой-нибудь маленький уютный мирок в надежде провести там «самостоятельную» жизнь. Уговаривать тебя больше смысла не вижу – чем настойчивее я убеждаю, тем сильнее ты сопротивляешься. Хорошо. Я сейчас объясню тебе, какие будут последствия твоего бегства в уютный комфортабельный сон, а потом уйду, и что делать дальше – решай сам.
Вийон скосил взгляд на бессмертного демона и изобразил на губах легкую усмешку. Вот как, и это все? Какими еще последствиями собирается напугать его это существо? Что еще, более худшее, может произойти с ним, чем то, что уже случилось?
– Посмотри-ка вон туда, – Бейз поднял руку, показывая на небо.
Вийон посмотрел. Поначалу он не увидел ничего особенного, но затем глаза его расширились от удивления: над привычным светло-голубым небом, пронизанным светом восходящего солнца, высилось еще одно небо – словно второй, более высокий и сильнее изогнутый купол над другим. И это небо вовсе не было мирным и пронизанным светом. Там плыли сумерки, переходящие по краям в сероватую мглу, в центре же клубилась тьма, подобная армии грозовых туч, наползавшая с севера.
– Это конец всего, – тихо сказал Безликий, и больше он язвил и не шутил. – Гибель людей и богов, исчезновение мира, который мы любим и знаем. Эта тьма поглотит землю, затронет каждого из живущих, погасит или извратит все сны. Не найдется места, где можно будет спрятаться. Конечно, можно растянуть время и проживать целые годы в отдаленных сновидениях в то время, когда здесь, в мире людей, будет царить такой ужас, который невозможно представить. Но рано или поздно это зло доберется до всех, погубит и извратит все, что ты любишь, растерзает твою семью у тебя на глазах, отнимет у тебя волю и сделает соучастником своих злодеяний, рабом тех, кто некогда был изгнан Князьями Света за пределы вашего мира, и кто вернулся, потому что все пророчества, предвещавшие конец света, начинают сбываться. Узнав, что грядет, Айнри Тозол, искусный и могущественный маг, чье искусство и сила – пыль под ногами некогда низринутых, а теперь восставших из бездны богов – захотел остановить неизбежное. Корзина желаний, малая призма и большая – нужны только для этого. Шанс невелик, мы говорили ему об этом, но Айнри все равно хотел попытаться. Поэтому ему понадобилась вся сила, которую он мог получить, даже та, которую он некогда передал призраку, получившему от своего «друга детства» вполне самостоятельную и независимую жизнь. Айнри знал, что заклятье, которое он собирался сотворить при помощи этих двух призм, скорее всего, убьет его, вберет в себя всю его душу – но был готов заплатить даже и такую цену. И да, призрачную жизнь своего друга-корзинщика он тоже был готов забрать, раз уж это было необходимо. На этом все, Вийон Рауп. Или Айнри Тозол. Выбор за тобой. А я ухожу.
– Подожди… – Попросил Вийон, проводя ладонью по лицу. Он вспомнил слова Майрына, переданные тому по сложной и долгой цепи от человека из сна, где время шло в обратную сторону: о том, что корзина желаний будет сотворена незадолго до конца света. И как только он не подумал об этом раньше? Выходило, что Безликий не лжет.
– Что еще? – Сухо спросил Бейз.
– Была крыса. Писала на стенах странные слова, в том числе и «Айнри». Я долго не мог понять, вредит она мне или помогает. Потом… она привела меня в ужасное место. Какая-то яма с трехголовым поверженным богом, похожим на огромную иссохшую, но все еще живую крысу… Меня до сих пор начинает колотить дрожь, когда вспоминаю об этом. Чудовище говорило, что у меня ничего не выйдет, но называло меня «Айнри». Я тогда еще не понимал, что так оно обращается ко мне… Почему? Почему оно хотело, чтобы я вспомнил, кто я такой?