— Почему трости были для тебя такой особенной вещью? Ты просто возненавидел трость Бландины, даже сломал ее после ее смерти. И названивал единственной монашке, которая ходила с палочкой.
— Палки, — его лицо исказилось под тяжестью болезненных воспоминаний. — В моей приемной семье была бабка. Она постоянно тыкала в меня своей дрянной палкой. Ей было легче тыкать в меня, чем произносить мое имя: «Ты, там». И меня колотили ею, когда я вел себя плохо. А я часто вел себя плохо, но что-то из себя я все же сделал сам. Хорошие оценки в школе, сам поступил на юридический. Я даже сам исправил свои кривые зубы. Да, может, я и выглядел хорошим, но все еще был плохим, только теперь уже люди отплатили мне за это.
— Нет, — покачала головой сестра Серафина. — Ты сам за это заплатил, и только ты этого не видишь.
— Так как насчет… — Темпл снова задумалась: – как насчет шипения в трубку Пегги и мисс Тайлер? Я думала, что это он устроил, потому как у него ведь было для этого все оборудование, разве нет?
Меланхоличное лицо Моллины загорелось, точно у участника телевизионной игры:
— Это очень умный вопрос! Да, мистер Бернс совершал эти звонки, и вот, как он это делал… — она вытащила на стол плотный конверт. — Нам придется это конфисковать, заключенным в тюрьме мало чего разрешают, потому как любой предмет может быть превращен в оружие, — затем Моллина достала из него кусочек светлого прозрачного пластика и положила на ладонь, чтобы показать всем. На его поверхности сверкнула тонкая серебристая проволока.
— Он носил брекеты, — вспомнила Темпл. — И я полагаю если бы он не старался произносить звуки правильно, то постоянно свистел бы.
— Вы видели его единожды?..
— Встречала пару раз, — ответила Темпл.
— Какая наблюдательность, Ватсон, — улыбка Моллины была шаловливой. — Но не брекеты. То, что вы видели, было съемной скобкой, которую носят на зубах после брекетов, — она взглянула на пластиковую раковинку на своей ладони: – Ее еще называют «черепашкой», потому что делают по слепку верхнего неба того, кто ее носит, а оно выглядит как панцирь. Когда мистер Бернс заставляет свою скобку слегка скользить, сдвигаясь с нужного положения, и в это время начинает говорить, у него получается противное шипение с присвистом. Отличный способ изменить голос. Я знаю про «черепашек», потому что у меня дочка подросткового возраста, которой, возможно, скоро понадобится эта дорогостоящая штуковина, — закончив рассказ, Моллина вернула свой экспонат обратно в конверт: – Хотите еще что-нибудь сказать, мистер Бернс?
— Лейтенант, ваше дело об убийстве основано на сомнительных показаниях в панцире, — ответил он и остался доволен своим остроумием. — При таких скромных доказательствах обвинение располагает только котом в мешке. Кто докажет, что она не упала, даже если я и был там той ночью? Только Господь, а Он не говорит с нами. Я планирую защищаться и обязательно порву ваше дельце в клочья!
— Может быть, — Моллина кивнула полицейскому, чтобы тот поднял Бернса на ноги. Только обвинение привыкло выигрывать.
Когда человек в наручниках удалился, Пегги Вильгельм с некоторым удивлением сказала:
— Это какой-то очень злой незнакомец. Я не знаю его. То, что случилось много лет назад, ранит меня, и его тоже, но по отдельности. Порой я злюсь, но совсем не так, как он.
— Рана должна зажить, — сказала сестра Серафина. — То, что с тобой сделали, было неправильно, но сделано теми, кто думал, что это во благо и в соответствии с их представлениями. Ты должна принять тот факт, что хорошие люди делают иногда ужасные вещи тем, кого любят.
— Вам нужно сходить на группу, — оживленно заметила Темпл. — Мне тоже, так что можем пойти вместе.
Пегги коротко взглянула на нее:
— А вам зачем надо на группу?
— Ох, из-за всякого разного, — она наклонилась вперед, как бы изображая конфиденциальность. — Вы бы удивились, когда узнали, кому еще из присутствующих не мешало бы сходить на группу.
Пегги проглотила наживку:
— Кому?
— Всем, — триумфально заявила Темпл. Это было последнее, неоспоримое слово, завершающее собрание.
После того, как все покинули полицейский участок, все, не договариваясь и в раздельных машинах, вернулись в церковь Девы Марии Гваделупской.
Высадившись почти одновременно возле монастыря, они уставились на дом Бландины Тайлер, теперь видя в нем тюрьму, которой он был для маленькой испуганной девочки почти сорок лет назад. Однако некоторых людей этот дом сделал заключенными куда на более долгий срок.
— Интересно, у сестры Розы есть еще епископский чай? — спросила сестра Серафина.