— Э, куда, а ну стой, дурень ты бестелесный! — резкая боль в носу вернула меня обратно, от неожиданности я вякнул и оскалившись, махнул лапой с выпущенными когтями. Наглец, клюнувший меня в нос, шарахнулся в сторону, вновь ухитрившись избежать возмездия. Хотя не знаю, зачем он старался, причинить вред я ему все равно не мог. И это было очень обидно. Почему же он мне может, если я ему — нет? Вот ведь, тварь волшебная, заговоренная!
— Опомнился? — чирикнул воробей, сев на безопасном расстоянии.
— Чего ты хочешь?! — взвыл я. Вся моя сущность рвалась туда, обратно к своему телу, к гладившим его ласковым рукам! Может быть, я смогу как-то вернуться, во мне же еще тлеет искорка жизни, я знаю, я же ее чувствовал!
— Не суметь тебе вернуться, — отрезал воробей, каким-то образом вновь угадавший, о чем я думаю. — То есть, вернуться-то ты вернешься, но оживить тебя может только она, Святослава. Если наденет кулон и обретет силу. Тогда первым делом исполнится ее самое заветное желание. А сейчас ее самое заветное желание — вернуть тебя. Хотя, за что она любит тебя-непутевого, неведомо.
— За что любит, за то и любит, — огрызнулся я, — не твое воробьиное дело! Значит, говоришь, нужно вернуть кулон?
Воробей аж подпрыгнул.
— В разум вошел, истину изрекать начал!
Откровенно говоря, в голове у меня и правда прояснилось, хотя толком объяснить это я не мог. Мысли приобрели четкость, ушли так далеко от привычного «поесть, поспать, поиграть, где хозяйка, возьми на ручки, тут погладь, там почеши, нет, она меня не кормила, дайте поесть еще», что я и сам был изрядно удивлен. Как будто спала пелена, окутавшая разум, сузившая фокус внимания и восприятия до микроскопического мирка, где царили только я, хозяйка и старшие хозяева на периферии. И мыслить я начал категориями, о которых прежде и помыслить не мог. За мной стояли многие поколения хранителей, и весь их опыт, накопленный веками, был теперь моим — только протяни лапу. Но лезть в этот архив знаний я не стал, чтобы не захлебнуться в информации. Того, что было, мне пока хватало. Теперь, глядя на громадину — дом! — я, уже не нуждаясь в воробьиных поучениях, понимал, что пока силенок хозяйки хватает лишь на несколько других семей, живущих вокруг, но уж у тех всегда царит мир и покой, никто не ссорится, не болеет всерьез, все счастливы и благополучны. А уж когда войдет она в полную силушку, будет в ее власти прогнать тьму со всего стольного града нашего, дабы воцарились в нем мир и благоденствие. И станет она жить-поживать, неузнанная простыми людьми, невидимая для тех, кто смотрит на мир обычными глазами, станет истинным светочем, подле которого не сможет существовать никакое зло. А если не станет, окажется наш город во власти темных сил, которые уже вовсю распоясались. Мне не нужно было оглядываться по сторонам, смотреть на другие дома, где жили люди — недовольные, несчастные, завистливые, злобные, или просто бесконечно усталые. Я не знал, что происходило с ними, что послужило причиной их бед, да было это и не важно. Там, где нет света, воцаряется тьма, паутиной опутывает город и люди вяло трепыхаются в ней всю жизнь, словно приклеившиеся мухи, отравленные паучьим ядом.
Но как же хозяйке справиться со всем этим, если мы не вернем кулон? Я зарычал, выпустив когти. Нужно найти того человека! Но смогу ли я? А почему, собственно, нет? Его полная злобы энергия, провонявшая весь наш дом, наверняка оставила след. Значит, мне нужно туда! И, едва подумав об этом, я — р-ра-аз! — и оказался у нашей двери. И даже почти уже не удивился. Вот так я теперь могу, ну а что?
Внутри все еще возились чужие, всхлипывала хозяйка, но отвлекаться сейчас на нее я не мог. Жирный грязный след тянулся от наших дверей в сторону лестницы, и я кинулся по нему, стараясь даже кончиком хвоста не прикоснуться к мерзости. Хорошо хоть запахи я в этом призрачном состоянии я не чувствовал остро, как прежде.
След вел вверх по этажам. Иногда на ступенях алели капли крови. Если бы те люди, что пришли к хозяйке, додумались выйти на лестницу, сами поняли бы, что злодей из дома никуда не делся. Но где же он, где? Я мчался наверх, перепрыгивая через ступени, пока не оказался возле закрытой двери на потолке. Жирный грязный след вел туда. Но как я пройду? Мне ждать здесь? Хотя, зачем ждать? Что мне теперь двери и стены, если я одним усилием мысли могу оказаться там, где хочу? А я хочу, я хочу оказаться там, куда ведет этот след, хочу оказаться рядом с тем, кто его оставил! Нужно только представить его… Так, давай, Василий, сосредоточься…
Я представил гнусную перекошенную морду, выпученные глаза с красными прожилками, реденькую шерсть над потным лбом, представил, как когти впиваются в плоть врага — и меня подхватило, понесло уже привычной силой, бросило в темноту.