— Мне надо уходить, Марми. И тебе тоже. Хотела бы я сказать на прощание: беги к дому Хилии и поселись там. Она даст тебе приют.
Кот приостановил хруст и уставился на Розмари, буравя глазами. Я живу здесь, казалось, говорил его взгляд.
— Как и я, — проговорила она; поток внезапно подступивших слёз прихватил за горло. — Но мне нельзя оставаться здесь дольше. Пелл слишком многое собирается поменять. Убить моих кур. И превратить Гилльяма в кого-то с именем Уилл, кого-то вроде него самого. И сделать со мной… из меня… что-то. — Ей не хватало слов объяснить, в когоона начинала превращаться. В нечто слепо повинующееся командам Пелла, подчищающее за ним углы и покорно подставляющее тело под его нужды, — никогда не смея поднять голос и заговорить ни о пользуемых им вещах, что принадлежат ей, ни о любой из сотни болезненно ранящих манер. — Я не желаю стать такой. Оттого и оставаться не могу боле здесь.
Мармелад раскатисто заурчал.
— Я не могу защищать свою территорию подобно тебе. Не без риска попасть ему под руку. А причини он мне серьёзный вред, или вовсе убей, то кто защитит тогда Гилльяма от него? Даже останься я здесь и сражайся ежечасно с Пеллом, он не оставит попыток изменить Гилльяма на свой лад, чего я не хочу. У меня нет выбора, кот. Мне надо сбежать.
— Рози! Рози, где ты? — Голос Пелла звучал больше раздражённым, чем обеспокоенным её отсутствием. Розмари мигом шикнула на кота, заставляя того испуганно шарахнуться, умчавшись в темноту. Утерев лицо фартуком, она прошлась до задов коровника.
— Я проверяла корову, — солгала мужчине. — Мне и вправду лучше взять её завтра до Бена.
— Да знаю я, ты уже говорила. — Пелл был нетерпелив и раздражён. — Вернись в дом. Я не могу отыскать монет.
Сердце в груди пошатнулось. Деньги. О чём это он завёд речь? Потом вдруг поняла. Еёденьги. С уходом Пелла они истратили последние из егона рыбу и картофель. Каждый медный пенс в полотняном кульке за коробом с щепой для розжига, был её, заработанный тяжким трудом, по крохам за раз. Не то, что бы там было так уж много. Но он заберёт всё. Она знала это. Розмари вспомнились крупицы серебра, заработанные сегодня. По крайней мере, хоть те были пока что завязаны в карман передника. И уж об этом он по-любому не мог догадываться. Женщина медленно двинулась обратно к коттеджу, споря сама с собой. Пелл мог предполагать, что у неё водятся кой-какие деньги. И покажи она хоть раз любую из нычек, он отберёт всё. Что обойдётся дороже, серебро в кармане или медь в банке?
— Розмари! — донёсся злой выкрик, и она вдруг расслышала вопли Гилльяма.
— Нет, нет, нет! Ты вредишь ему! — Сорвавшись в бег, женщина рывком распахнула дверь.
— Что? Что случилось?
Гилльям растянулся в углу, рыдая. Ухватившись, прижав к груди, за свой колченогий стульчик, теперь, — напрочь разломанный. Постель валялась на полу смятой кучей. Рассерженный донельзя Пелл крутанулся лицом к Розмари.
— Куда ты зажала монеты, женщина? Банка под стропилами пуста.
— Что ты с ним сделал? — потребовала она.
Гилльям с трудом ловил воздух, словно никак не мог отдышаться.
Пелл одарил сына презрительным взглядом.
— Ничего ровным счётом. Я пытался было использовать стул, чтобы поискать деньги, и тот обвалился прямо подо мной. Ну, он и зашёлся слёзками насчёт развалюхи. — Мужчина покачал головой. — Парень напрашивается на жёсткость.
— Нет! — негодующе завопил Гилльям. — Нет, это ты смолал его и меня стоклнул вниз! Ты токлнул вниз! Пихать — глубо! Это ты смолал мой стул!
— Не моя вина, что тот был сделан тяп-ляп. А ты слишком здоровый, чтобы плакаться о каждой мелочи. Ничего бы не случилось, будь банка с деньжатами там, где должна. Розмари, куда ты сунула монеты?
Она была потрясена, сколь быстро он обрушился до уровня двухлетней давности, пытаясь переложить вину за собственную дурость на кого-то другого. Внезапно смертельное спокойствие хлынуло ледяной струёй по жилам, остужая гнев, как если бы кровь обратилась морской водою, — когда до неё дошло, чемкоротал время Пелл. Банка под стропилами. Он взобрался на крошечный стульчик Гилльяма, чтобы дотянуться до балок.
— Кто, как не ты, держал там деньги. Подальше от меня. Помнишь? Так что я не могла сглупить по-новой насчёт того. — Пересёкши комнату, Розмари подхватила Гилльяма. Малыш крепко прильнул к ней, уцепившись и зажимая между ними стиснутые обломки любимого стула; и обнаружила, что сжимает ребёнка ответной хваткой. — Не плачь, сынок. Мы соорудим ещё один, другой.
Сделав дрожащий вздох, Гилльям, ободрённый материнскими объятиями, глянул поверх её шеи с новым воплем:
— Ты мне не нлавишься! Ты смолал мой стул!
— Ох, заткнись же. Рози. Я прошу о чём-то вправду важном. Забудь на пару минут об этом сопляке. Кудаты перепрятала деньги? Мне надо в город, и я не могу тронуться без пенни за душой.
Внезапно яркое воспоминание из прошлого переполнило её. Стоя здесь же, длинным прутом она наощупь пропихивала банку с деньгами из балок. С тяжеленным из-за беременности животом, женщина не могла довериться стулу, — будучи не вправе рассчитывать, что тот, взгромождёный на стол, выдержит сдвоенный вес. И когда маленький горшок упал, разлетевшись черепками, она получила подтверждение того, что и так уже знала. Ни единого завалявшегося медяка. Она была так голодна, той ночью.
По-прежнему с Гилльямом в руках, широким щагом она пересекла комнату, выхватывая небольшой мешочек из-за коробки со щепой. Рванув завязки, швырнула на пол содержимое. Россыпь мелкой меди со звоном раскатилась по камням. Розмари отбросила опустелую суму на кровать.
— Бери их, — сказала она. — Забирай каждый пенни, ни в жизнь тобой не заработанный. Забирай каждую кроху. А после проваливай и никогда не возвращайся больше.
— Тупая сука, — рявкнул он с чувством. — Я беру всё. — Без тени стыда Пелл повалился на пол, ползая на коленях и выискивая каждую монетку. Крякнув, забрался под стол, говоря словно с одышкой:
— Я собираюсь в город. Повстречаюсь кое с кем, поболтать о делах. Выпить кружку или две пива со старыми приятелями. Но я вернусь. Потому что это — мойдом. Может, дед и завещал всё мальчишке, но каждый в городе знает, чтодолжно было перейти мне по праву. Вот как должно быть дело. И вот как оно будет. Смирись, и тебе же обойдётся проще. Или проваливай сама. Я не против, куда и как.
С шумным кряхтением, мужчина натужно поднялся на ноги. Лицо его покраснело, а прекрасная тонкая рубашка смялась, казалось, пойдя складками. Пелл вытащил из-за пояса собственный пустой кошель, ссыпая внутрь её скудные сбережения. Но его короткий приказ убираться вдруг заставил переменить всё.
— Эти дом и земля — Гилльяма, отданные ему во владение дедом, коль уж ты сам никогда и ничего не делал для собственного сына. И я не позволю тебе забрать их.
— Не разговаривай со мной так! — предупредил он её. Привязав кошель к поюсу, уставился во все глаза на Розмари. Она стояла, где и прежде, твёрдо упираясь подошвами в землю, — и пару блудных монет, нечаяно закатившихся под ноги. Она нуждалась в них, и оттого стояла на своём, когда тот начал наступать на неё. Розмари встретилась с Пеллом глазами. Её храбрости не хватило бы даже возразить ещё хоть что-нибудь разозлённому мужчине перед нею, но отчаяная нужда в последних монетах заставила с вызовом выпрямиться, прежде чем тот внезапно взорвался гневом.
Стоило Пеллу вздёрнуть руку, и неверие приморозило её к месту. Она развернулась боком, прикрывая Гилльяма от удара. Он не посмеет! —взвизгнул пронзительно разум.
Посмеет. Он убьёт тебя, раззадорившись. Как раз это сейчас у него в мыслях.