— Всё, чего я хотел, возможность делать, что пожелаю, заниматься тем, что мне по душе, а не из чувства долга или нужды. Испробовать, добиться чего-то в жизни, — и прежде, чем всё пошло бы прахом. Разве это так много, чтобы просить? — Пелл отрывисто замолк на полуслове, резко переведя дыхание. После проговорил, как если бы крепко-накрепко обещая самому себе: — Всё идёт не так, по-другому. — Он выплёвывал слова, одно за другим, коротко и хлёстко, словно она одна-единственная была тем, кто задевал его до глубины души. А в конце твёрдо отрезал: — А теперь покончим болтать об этом.
Слова хлестнули по лицу, словно плёткой, заставляя онеметь. Он говорил, будто возымея власть над нею. Жаркая волна страха, затавляющая трепетать от ужаса, взросла протестующе под грудью, а за той нахлынула жалостная, жалкая надежда, отчего к горлу подступила тошнота. Розмари вдруг внезапно отчётливо поняла, что мужчина твёрдо намеревался остаться. Здесь. Прямо сейчас. С этой минуты.
Почему? За что?
Закопошившись на кровати, Гилльям открыл глаза. На долю секунды большие тёмные глаза, столь схожие с отцовскими, ещё поглощала пелена ночной дрёмы. Потом он полусонно сморгнул ресницами и сосредоточился на незнакомце.
— Мама? — протянул с лёгкой тревогой в голосе.
— Всё в порядке, Гилльям. Я тут.
Мальчик шустро пополз по кровати и потянулся к ней, и она притиснула его к груди. Кроха крепко прижался к Розмари, обхватив за шею и уткнувшись носом в материнское плечо, словно в надёжное укрытие.
— Я тоже здесь, малыш, — пылко, будто бы от чистого сердца, проговорил Пелл, но Розмари отчего-то слабо верилось в его искренность. — Твой папа. Поди-ка сюда и дай мне как следует разглядеть тебя.
В ответ мальчик лишь сильнее ухватился за шею матери. Он и не подумал поднимать глаза на Пелла. Лицо мужчины потемнело.
— Дай ему время. Он никогда не встречался с тобой прежде. Он даже не знает тебя, — напомнила Розмари.
— Я что, неясно сказал, больше никаких разговоров, — бросил тот отрывисто. Подступил к ней ближе. — Дай мне увидеть мальчишку.
Не раздумывая, она попятилась назад к двери.
— Дай ему немного времени попривыкнуть к твоему присутствию, — парировала она, просьбой на требование. Не прямой отказ, но хоть что-то. Некогда женщина преклонялась перед пелловой настойчивостью и обожала его самоуверенность, смиренно позволяя тому выносить решения за них обоих. Черты, что казались тогда столь подобающими мужчине и давали иллюзию защиты, покровительства. Теперь же в памяти восставали одна за другой картины, сколь скоро и бурно он впадал в гнев, стоило поперечить его воле. Внезапно на ум пришёл совет Хилии. Бежать. Бежать со всех ног к дому Хилии.Она только качнула головой, разгоняя бессвязные мысли. Гилльям порядком весит. На руках вот так запросто не унесёшь. Попытайся она сбежать, и сразу запыхается, ещё прежде, чем доберётся хотя бы до вершины холма. К тому же Розмари не хотела дарить Пеллу лишнюю причину преследовать её. Она до дрожи боялась тех последствий, к коим могла воспоследовать стычка подобного толка.
— Дай же мне поглядеть на него, — требовал настоятельно Пелл, придвигаясь всё ближе и ближе. Голос засочился презрительным высокомерием. — Ты воспитала парня пугливым мелким мышонком. Я в его годы и не вздумал бы побояться встать, развернуться лицом к человеку и предложить ему руку. Что за распускающим нюни щенком ты вырастила его, женщина? Да ещё прикрываясь моим именем? Боязливой синицей под заботливым мамочкиным крылышком, да?
Она признала знакомую издёвку в насмешливом голосе, с которой он метко выцеливал Гилльяма, метая слово за словом в спину малышу. Если он надеялся, что этим встряхнёт сына и тот проявит характер, то просчитался вчистую. Гилльям лишь покрепче стиснул материнскую шею. Розмари стояла на своём, ни делая ни шага в сторону, покуда Пелл не подобрался почти на расстояние вытянутой руки, однакож потом, невзирая на решимость, таки сдала назад, отступая:
— Позволь мне лишь успокоить его. Ты же не хочешь, чтобы его первые воспоминания о тебе вязались с страхом?
— Первые воспоминания, последние, какая к чертям разница? Давай поглядим на этого мальчишку, что прозывается моим именем. По силам ему дать отпор каким-то страхам, или нет, а? Да есть ли в нём хоть что-то от меня, женщина? Уилл. Гляди-ка на меня. Давай же, ступай к отцу. И по-быстрому.
Она не разглядела под ногами кота. Должно быть, зверёк прятался прямо позади, за спиной. Она даже не ощутила, что со всего маху оступается на него; как внезапно, неистово воя и брызжа шипением, здровяк котяра распушил хвост перед самым носом, полыхнув сгустком оранжевого пламени. Он сиганул как есть прямо с пола, на мгновение зависнув меж ними с Пеллом в воздухе, а после впился когтями тому прямо в лицо, чертя кровавые дорожки и буквально расчищая когтями путь, подтянулся до лба, вскочил на голову мужчине и опрометью бросился на низко нависающие стропила. Где и припал топорщущимся комком к дереву, оглашая комнату бешеным ором и утробным рычанием, хлеща взад-вперёд ровно плетью пострадавшим в ходе дела хвостом, до глубины кошачьей души оскорблённый столь возмутительным надругательством над своей персоной.
Пелл, вцепившись обеими руками в расцарапанное лицо, сквернословил сквозь сжатые пальцы, пронзительно, приглушённо и бестолково. Гилльям, закрутивший от неожиданности головой, когда кот ураганной выспышкой пронёсся мимо, теперь безудержно хихикал, видя, как незнакомец-великан повизгивает, сжав лицо ладонями, будто решил поиграть в «ку-ку!». Розмари порывисто задышала, поперхнулась боязливо-удушливым смешком, давя в себе желание расхохотаться в унисон с сыном. Пелл рывком отнял ладони от щёк.
— Ничего смешного! — проорал им обоим, срываясь на рёв.
Гилльям, приподняв голову, перевёл удивлённые глаза на мать. Розмари с трудом, но удалось сохранить на лице маску отстранённого спокойствия.
— Видишь, — подтвердила она ребёнку. — Ты не должен страшиться Пелла.
Словно в ответ на укоряющее замечание, мальчик уставился пристально на отца, таращась во все глаза на длинные рваные полосы, что крест-накрест испещряли алым скулы Пелла чуть повыше щегольской бороды. Заместо прежнего страха грянула очарованность.
— Откуда, чёрт его побери, взялось это проклятое зверьё? — требовательно рявкнул Пелл. Он вновь дотронулся до лица тыльной стороной согнутых пальцев, хмуро глянул на пятна крови и зло всмотрелся в тусклый проём меж стропильными балками. Мармелад тем временем надёжно затерялся в тенях, скрывшись из виду. Может, и вовсе уже вылез наружу, найдя нужную тропку где-то под свисающей соломенной стрехой.
— Его дала мне Хилия. Он отпугивает крыс — подальше от дома и клети для кур.
Ради Гилльяма, ради пользы сына, она пыталась хранить спокойствие, молясь, чтобы голос не задрожал. Малыш же косился теперь в сторону отца с нескрываемым пытливым любопытством. Однако ж маленькое тельце его до сих пор был туго напряжёно, как свитая струна; и она по опыту знала, что он либо вот-вот зайдётся воплями, либо, так и быть, обождёт, увлечённо изучая, что творится кругом; словом, в расчёте на ближайшие мгновения, всё теперь зависло от них. Сама же она отчаянно желала, чтобы кроха не утерял нынешней своей безмятежности.
— Хилия? Хилия Бёрз? Да любой знает, что вся её семейка погрязла в уитской заразе! Они там у себя творят тварскую магию. Болтают на зверином наречии. И ты позволила ей подбросить какую-то дикую зверюгу в этот дом? Что, совсем мозгов лишилась?
Розмари легонько покачала Гилльяма, чуть подбрасывая, раз или два, в воздух, а затем усадила на высокий стульчик. Впрочем, близ стола хватало места лишь для двоих; она задалась беззвучным вопросом, приметил ли это Пелл? Как бы то ни было, решила просто продолжать заниматься привычной рутиной, словно не Пелл стоял перед нею, а какой другой докучливый посетитель, заявившийся незваным. Деловито сняла с огня кастрюлю с побулькивающим супом и, зачерпнув варева ковшом, опрокинула порцию в неглубокую гилльямову чашку.