- Ну, прости, - произнесла виновато. Не были бы руки мокрыми - погладила бы: он столь жалко выглядел, что так и подмывало его приласкать.
С грязной миской я справилась быстро. Вытерла ее полотенцем, поставила на пол около холодильника. Васька тут же переместился туда - на свое законное обеденное место. Заглянул в пустую посуду, но ничего не нашел. Такой обиды кот не стерпел - фыркнул и отвернулся, напоследок мявкнув что-то вроде «и как я тебя только терплю?». Я рассмеялась, правда, тут же пожалела об этом - голова напомнила про ночное приключение болезненными спазмами.
- Какой быстрый, сейчас положу чего-нибудь вкусненького.
Васька оживился - подбежал, встал на задние лапки, словно хотел вместе со мной заглянуть в холодильник. К нашему общему разочарованью, какой-нибудь особенной вкуснятины там не нашлось. Остатки сыра, банка сметаны, по пачке творога и сливочного масла и огурец, который уже успел съежиться за ненадобностью. Даже яиц, и то не нашлось.
Кот вперед меня понял, что с вкусненьким его надули. Снова забрался под стол и там разлегся с обиженным видом. Я вынуждена была признаться, что обмишурилась.
- Творога поедим. Нам с тобой не помешает. Сметанки, сахарку положим... - разминая вилкой в тарелке творог, уговаривала я кота как маленького ребенка.
- На часы посмотри.
Я вздрогнула, чуть не смахнув со столешницы тарелку с размятым творогом. На этот раз голос звучал на самом деле, а не в моем воображении. Мужской, приятный и отдаленно знакомый. Но... Никого не было рядом. Никого! Не кот же говорил, в самом деле?
Я скосила глаза на Ваську, тот безмятежно посапывал под столом. Кот. Обычный черный ленивый и наглый домашний зверь.
- Вася? - позвала я, чувствуя, что еще немного, и поверю в его чревовещательные способности. - Ва-ася!
«Ну чего тебе», - желтые глаза смотрели обманчиво сонно.
- Это... Не ты же говорил... Так?
Говорила и кляла себя за то, что делаю это. До чего дошла? Пытала кота - говорящий ли он. Уму непостижимо! С другой стороны, не померещилось же мне?!
- Вася?! - я наступала, и он сдался.
Зевнул, показывая белые острые зубы, потом вздохнул и выдал что-то вроде.
«Конечно, нет. Я же кот!»
Васька снова вздохнул, сел, а потом сделал то, чего я от него никогда не видела и не ждала - начал вылизываться. Скрупулезно так, с пристрастием.
Я выдохнула. Значит, я еще в своем уме. Коты не говорят, я не дошла еще до белой горячки, а Артем... На нем свет клином не сошелся! Вон, какой у меня кавалер под столом. И галантный, и заботливый, а скоро будет еще и чистый!
«Пр-р-равильно говоришь, пр-р-равильно», - поддакивал Васька, урча мне в ответ.
Наслаждалась воцарившейся идиллией я не долго. Посмотрела на часы и обмерла - десять! Десять утра, среда, а я еще дома! Вот когда мозг окончательно проснулся, испарились дурацкие жалелки и лозунги «проживем и так». Сократив утренние процедуры до умывания, одевания и кормления кота, я опрометью кинулась на работу, по пути с ужасом оценивая масштабы бедствия.
Конечно, Армен Иванович зверем не был. Если надо - и дома позволял отлежаться пару дней без всяких ужимок, и прийти чуть попозже, но обо всем этом надо было предупреждать. Опоздунов, которые делали свои темные делишки исподтишка, шеф не любил и на работе не держал. У меня же на телефоне значилось порядка десяти пропущенных вызовов. Звонили все - и Армен Иванович, и Леля из пекарни, и Юлька - моя напарница. Я мчалась, и в то же время понимала, что прибегу уже к увольнению, ибо оправдания у меня не завалялось ни в кармане, ни за пазухой.
Я в этом почти уверилась, в уме прикидывая - куда теперь подамся, когда открывала двери пекарни. Шла не с заднего входа, а через гостевой. Народу было не много. Утренний ажиотаж уже закончился - первая волна накатывала к нам в «Пышечку» до девяти, поэтому и открывались в восемь тридцать, а пекари приходили и того раньше.
Ряды высоких столиков вдоль стен еще хранили напоминания про утренних посетителей: смятые салфетки и одноразовые стаканчики с торчащими из них бирками от пакетов чая. Юля еще не успела убрать, либо гости ушли только что. Я обернулась и тут же съежилась. Напарница - невысокая, на пару лет постарше меня, с миндалевидными глазами и темными кудрявыми волосами, старательно убранными под белую пилотку - стояла за прилавком и отсчитывала пончики пожилой даме в клетчатом плаще. Вид у Юльки был тот еще: малиновые щеки и прилипшая ко лбу мокрая челка. И неудивительно - пока я спала, она работала тут за двоих. Юля смотрела на меня в упор, негодовала, и не скрывала этого. Эта была ее отличительная черта - прямолинейность. Напарница говорила всё «в лоб», зато никогда не шушукалась за спиной.