Прохладная вода прибавила бодрости, да и расположение духа вернула. С щеткой во рту, я уставилась в зеркало – взъерошенная, бледная, растерянная. «Найди в себе зверя» - застучало крохотными молоточками в висках. Скорее навязчиво, чем больно. Отражение в зеркале смотрело на меня не менее внимательно, чем я на него. Кажется, оно даже прищурилось, словно оценивало – что я такое? В затылке похолодело. Сморгнула – и видение исчезло. Вот только последние слова Игоря никак не оставляли в покое. Какого зверя он видел и пытался во мне разбудить? Загадка, ведомая только Игорю, вернее – ему из моего сна. Мышь из кладовки «Пышечки» казалась большим зверем, чем я сейчас. В зеркале же никого, кроме меня – Алевтины, не находилось.
- Аля – хорош зверь, - произнесла я вслух, вытащив щетку изо рта. И тут же прыснула от смеха, так вдруг забавно показалось. Столько всего понапридумывала и из-за чего? Обычного сна!
О нем, как и об утреннем разговоре с Артемом, совершенно забылось за прилавком. Покупатели сыпались в «Пышечку» один за другим, покрикивал Армен Иванович с кухни, словно по волшебству, появлялись и исчезали подносы с горячими булочками с корицей, сдобными пышками, слойками с сыром и круглыми румяными ватрушками. Было жарко и от пара, с облаком которого приносили свежую выпечку девочки с кухни, и от работы. Даже порадоваться, что не успеваю подумать даже о самом главном и больном – отце, не хватало времени.
Зато ближе к полудню стало посвободнее. Когда же завсегдатаи, обедавшие в «Пышечке» горячим чаем с расстегаем или кофе с сосиской в тесте и кусочком яблочного пирога на десерт, покинули пекарню, стало тихо и спокойно. Но и тогда нашлось чем заняться, чтобы отогнать размышления на тему «простить или не простить». Прибраться на опустевших столиках, протереть столы, полки и витрины, унести на кухню свободные подносы, расставить стулья. Я хваталась за любое мало-мальски нужное дело, чтобы не вспоминать встречу с отцом, не думать, что будет дальше, как себя вести. Когда же работа оказалась переделанной, на помощь пришел Армен Иванович. Выплыл из коридора, окинул одобрительным взглядом зал и прилавок, потом – меня. И тут же нахмурился, обтер ладони о передник.
- Не нравишься ты мне что-то… Как ужаленная сегодня, крутишься, как веретено. – Армен Иванович вздохнул и добавил, - не расскажешь ведь?
Я кивнула, пожала плечами.
- Столько всего свалилось на голову, боюсь, раздавит.
- Да. Иное может и раздавить, Аля. Особенно, если все в себе держать и на себя взваливать. А ты поделись с кем-нибудь, и будет не так тяжело.
Наверное, шеф ждал, что я поделюсь с ним, но те кому можно было и хотелось выговориться были далеко: одна почти что замужем в окружении своих забот, другой - как ветер в поле, неизвестно где.
- Я справлюсь, - ответила после минутного молчания, стараясь не смотреть Армену Ивановичу в глаза. – Правда.
- Конечно. Ты сильная, как лев, хорошо бы еще быть мудрой, как сова.
- Неплохо бы, - протянула я. Искренняя улыбка добавила словам и тону уверенности. - Все будет хорошо.
- Ладно, рассказывать не хочешь – иди, проветрись, хотя бы. Я тут похозяйничаю. Юля же только завтра выходит?
Я кивнула.
- Ну, иди-иди. Подыши свежим воздухом.
Сопротивляться было бесполезно, да и ни к чему. Обогнув Армена Ивановича, я зашагала по коридору, проходя мимо кладовки вспомнилось вдруг, что мышь после нашего с Василием ночного дежурства больше не появлялась. С этой безделицей в голове я и выбралась на свежий воздух. На заднем дворе было пусто, даже местные бродячие коты, которых мы подкармливали всем коллективом, не терлись около дверей, не грели животы на низкой крыше подсобки, пристроенной к пекарне. Оказывается, пока я крутилась за прилавком, прошел дождь, о чем поведала мокрая плитка под ногами и свисавшие с веток росшей тут же березы крупные капли.
Где-то над головой тренькала синичка, распугивая разлившуюся по заднему двору тишину. Если бы не она, то мир тут и мир за парадным входом в «Пышечку» показались бы мне двумя разными измерениями. Там – суета, тревоги, разочарования, там все время надо что-то выбирать и решать. Тут – спокойствие и безмятежность, в которой забываешь заботы и никуда не надо не то, что спешить – просто идти. Оставайся, дыши и не думай ни о чем.