— Это ещё почему? — ахнула Даринка. Её глаза наполнились слезами. Ну всё, теперь точно не сдержится, заревёт.
— Да потому что спит он богатырским сном и храпит так, что аж занавески развеваются. Хлебнул лишку, наверное! — Василиса усмехнулась, но на душе вдруг стало пакостно, а во рту опять появился горький полынный привкус.
Сестрица поникла, даже «воронье гнездо» на голове и лицо, перемазанное в саже, не могли скрыть её горя.
— Как он мог? В такой момент!
— На себя надеяться нужно. И на нас со Златкой тоже — мы тебя в обиду не дадим, — Василиса с усилием сглотнула едкую горечь.
Она обязательно расскажет Даринке, что Ванюша ни в чём не виноват: что не напивался допьяна и не бросал свою возлюбленную на произвол судьбы — но не сейчас, а потом, когда всё будет позади. Иначе откуда сестрица возьмёт силы, чтобы сопротивляться Кощею и сыграть кикимору невоспитанную? Они со Златой сделали всё, что могли, — дальнейшее же зависело от самой Даринки. Ей нельзя было не справиться.
— Помни: веди себя так, чтобы самой тошно делалось, — Василиса скрестила пальцы на удачу, чмокнула сестру в макушку и легонько подтолкнула в спину. — Ну, иди!
И Даринка пошла на подкашивающихся ногах. Мешковина волочилась за ней, оставляя на полу обрывки нитей, в волосах застрял мусор и опилки, на грязных щеках виднелись мокрые дорожки от слёз. Да, пожалуй, даже пугало огородное показалось бы Кощею краше, чем его наречённая!
Василиса улыбнулась, довольная своей работой.
Появление Даринки произвело неизгладимое впечатление. Отец нервно икнул, со звоном выронив из рук ложку, Мокша подавился пирогом и зашёлся в приступе квакающего кашля, и только Кощей даже бровью не повёл.
— Долго же мне тебя ждать пришлось, Дарина Прекрасная. Ну что же ты стоишь? Садись, в своих ногах правды нет, — он говорил, рубя фразы, как человек, привыкший командовать, и вдобавок слегка шепелявил, отчего низкий вкрадчивый голос казался похожим на змеиное шипение.
Чёрные глаза-угли смотрели властно и цепко. На пальцах поблескивали самоцветные кольца, а грудь украшала золотая цепь с крупным рубином в ажурной оправе. Бархатный черный кафтан был отделан волчьим мехом, из-под него виднелись рукава алой нижней рубахи. Пояс из наборных пластин (судя по всему, тоже золотых) позвякивал всякий раз, когда Кощей наклонялся или елозил задом по скамье. И правда, шило у него в одном месте, что ли? И спина прямая, будто бы оглоблю проглотил.
— Здрасьте! — гаркнула Даринка и утёрла нос мешковатым рукавом. — А чо ж вы на ночь глядя по гостям шастаете? Я уж спать собралась, а тут вы понаехали! Приходите завтра.
— Дни принадлежат всем на свете, а ночи — только мне, — усмехнулся Кощей, выпячивая вперёд острый подбородок. — Ты уж прости нас, красавица, за неурочный визит.
Он похлопал по лавке рядом с собой, но Даринка, обойдя стол, уселась напротив и сразу же потянулась за пирогом.
Отец поморщился от стойкого запаха тины, а Мокша, наоборот, счастливо заулыбался, почуяв дух родного болота, и шумно втянул ноздрями воздух.
Девушка сгребла грязной рукой сразу два куска пирога и, чавкая, принялась уминать угощение, не забывая раскидывать вокруг себя начинку из капусты с мелко порубленными яйцом и луком.
Неждан Афанасьевич закатил глаза к потолку и что-то невнятно простонал, но, встретившись с отчаянным взглядом Даринки, вмиг умолк и уставился в свою кружку.
— А ты, значит, князь? Всамделишный? А большое ли княжество? И что там у тебя хорошего есть? — голос Даринки звучал глуховато: всё же ей было непривычно говорить с набитым ртом.
— Всё, что захочешь, то и есть, — тонкие губы Кощея снова растянулись в подобии улыбки. Василиса не могла понять, почему он смотрит на Даринку почти что с умилением, как люди порой смотрят на маленьких игривых котят. — Расскажи, чего бы тебе хотелось, душа моя?
— Пирожных! — невеста смачно рыгнула. — А ещё сластей заморских мешок. А то папенька мне жрать не даёт, жадничает. Говорит, мол, разнесёт, как свинью, никто замуж не возьмёт. Ну а после замужа, сталбыть, можно и покушать. А ещё музыкантов с трещотками хочу. И чтобы саму меня на трещотке играть научили, а уж я твой слух, дорогой женишок, каждый день услаждать буду. Трещать, как говорится, не перетрещать.
— Эти желания я могу исполнить, — важно кивнул Кощей. — Будут тебе и сласти, и трещотки.
Мокша, с опаской тронув повелителя за рукав, пробормотал:
— А не стоит ли нам, мой господин…
— Не стоит, — не дослушав, отрезал Кощей.