Увлекшись, Лис не сразу заметил, что в его песню вплёлся девичий голос — да так ладно, как будто всегда там был. А ведь он слова на ходу сочинял. Откуда эта девица могла их знать? И как вообще оказалась в зачарованном саду, куда людям хода нет? Может, это кто-то из прислуживающей нежити? Тогда как она посмела вмешиваться?
Так много вопросов, так мало ответов.
Он оборвал песню на середине, огляделся — и охнул от неожиданности. Прямо за его спиной стояла незнакомка в чёрном платье. Никак, опять убийцу подослали?
Лис отпрыгнул в перекате, бросил гусли на траву (заодно переместив в них жизненную силу) и приготовился к сражению. Но незнакомка не спешила нападать. Казалось, ей вообще не стало никакого дела до юного княжича, как только тот перестал петь.
Она погладила ладонью ствол молодого дубка на могиле Кощея и вздохнула.
«Может, чёрное платье — это траур? Неужели в этом мире есть кто-то, кто горюет об отце?» — подумал Лис и тут же кивнул сам себе.
Да, и такое могло быть. Большинство людей Кощея, конечно, ненавидели. Одни придворные поклонялись ему из страха, другие — искали выгоды для себя и своих семей… Но было одно пророчество, Хотя вернее было бы назвать его проклятием. Мол, только тогда родится у Кощея наследник, когда одна девица возненавидит его больше жизни, а другая так же сильно полюбит. И это случилось, раз Лис — единственный сын Кощея — появился на свет. Той девицей, что ненавидела отца, была его мать Василиса. Но была ещё и Анисья — одна из многочисленных Кощеевых жён, — она-то и полюбила похитившего её негодяя. Как так? А пёс его знает, сердцу не прикажешь…
Можно было предположить, что если Анисья прикипела сердцем к Кощею, то могли быть и другие, кому навий князь пришёлся по душе.
Незнакомка по-прежнему обнималась с дубком, что-то беззвучно шепча. Лис не хотел мешать ей скорбеть, поэтому молчал и тайком разглядывал. Красивая девица: волосы — вороново крыло, глаза как вишни — даже темнее, чем у самого Лиса. Платье богатое, чёрным жемчугом искрит-переливается. И… странное какое-то. Не навье и не дивье, а что-то между. Пояс узорчатый, тканый, а за поясом — вострый серп. И ещё мешочки, в каких травы носят. Значит, чародейка или воительница. А может, и то, и другое вместе…
И тут Лис замер, поражённый догадкой. Это что же, сама Мара Моревна пришла?! Потому что если кто и мог проникнуть в зачарованный сад без приглашения, то это она — ведунья из нитяного леса. Того самого, где судьбы всех живущих плетутся. Не зря её называли Хозяйкой всего волшебства.
Лис знал, что Кощей — ещё давно, задолго до его рождения — сватался к Маре Моревне, только та его на смех подняла. Сказала: на кой мне за околеванца костлявого замуж идти? А теперь, выходит, пришла проститься…
— Что ты так смотришь на меня, будто дыру собираешься прожечь? — звонкий голос Мары Моревны заставил Лиса смутиться и пробормотать:
— Прости…
— Али не узнал? — чародейка сплела руки на груди. — Мы с отцом твоим лучшими друзьями были, а теперь я и к тебе дружиться пришла.
— Узнал, — с восторгом выдохнул Лис. — Ты Мара Моревна, великая чародейка, властная над судьбами этого мира, жизнью и смертью. И я рад приветствовать тебя в своих землях. Разреши пригласить тебя в замок, к столу. Если бы ты предупредила, что явишься, мы бы пир горой закатили. Но и так найдётся чем попотчевать.
Девица скривилась:
— Не угадал, дружок. С сестрицей Марушкой меня перепутал. Впрочем, я привыкла. Нас даже батюшка порой не различал, представляешь? А многие так и вообще не знают, что нас две. Ну что, теперь хоть понял, кто я такая?
Лис покраснел. Стыдно было допустить ошибку, но ещё хуже — он до сих пор не представлял, с кем имеет дело. И Мару Моревну-то многие легендой считают, а уж про её сестру и вовсе не слыхивали…
— А на вид казался умнее, — девица поджала губы.
Княжич молчал. Мысли роились в его голове, словно пчёлы. Кажется, даже пытались жужжать. Но высказать хотя бы одну из них он боялся: а вдруг гостья обидится? И будет ещё одна проблема — будто других мало.
Девица то улыбалась, то хмурилась, и было совершенно не понятно, то ли её забавляет происходящее, то ли всерьёз злит.
— Хорошо, я намекну. Покажусь тебе в истинном облике, — она шагнула ближе, заглянула Лису в глаза — и тот заорал так, что чуть не сорвал голос.
Нет, ну а как ещё прикажете реагировать, когда подведённые сурьмой глаза-вишни вдруг превращаются в тёмные провалы, а на месте милой улыбки возникает хищный оскал черепа? Миг — и наваждение пропало.