— Обидели чародеюшку. — Улыбка Мая стала похожа на змеиную. — Ты поэтому решил переметнуться?
— Я сторону не меняю! — вспыхнул Весьмир. — Дивь — моя родина, ею и останется. Но Ратибор — не Дивь, а её погибель.
— В общем, ничего нового. — Май зевнул так заразительно, что Лису тоже захотелось. — Думаешь, у нас нет осведомителей при дворе Ратибора?
— Думаю, есть. Но мне найдётся чем удивить вас обоих. Помните, как помер прошлый царь?
— Лично не присутствовали. — Княжич ущипнул себя за щёку. После сытного ужина его начало клонить в сон.
Разумеется, помнить они не могли. Отец Ратибора — как же его?… Радогост, что ли? — умер, когда не то что самого Лиса, а даже его матушки на свете не было.
— Много лет назад юный царевич Ратибор убил своего отца, царя Радогоста. Чего не сделаешь, когда хочется править, а папа не даёт. Правда, княжич? — Весьмир прищурился. На что это он намекает, гад?
Лис едва сдержался, чтобы не запустить в чародея опустевшей вазочкой.
— Меня с ним не равняй. Кощей — совсем другое дело. Да, я помогал, но убили его вы с Отрадой Гордеевной. И только поэтому я с тобой сейчас разговариваю, а не мастерю чашу из твоего черепа, ясно?
— Не хотел тебя оскорбить, — миролюбиво поклонился пленник. — Просто думал: кому, как не тебе, понять чувства Ратибора? У прежних дивьих царей характер был, честно скажем, не мёд.
— Думаешь, царевич Радосвет собирается продолжить семейную традицию? — Май покачал головой.
— Я очень удивлён, но нет. Радосвет — добрый юноша. Немного наивный, но этот недостаток с возрастом проходит. — Чародей смотрел не на собеседников, а на прогорающие в очаге угли, будто вспоминая что-то. А может, кого-то. — К сожалению, Ратибор уверен в обратном. А поскольку его безумие с каждым днём усугубляется, боюсь, царевич в большой опасности. Он может стать хорошим правителем. Но не доживёт до этого светлого дня, если ему не помочь.
— Теперь всё ясно. Ты перечил царю, тот озлился, велел отлупить тебя плетьми, и тогда ты решил сделать ставку на царевича. Разумно. А мы-то тут при чём? — Май со скучающим видом изучал резьбу на своей трости.
— Да ему с Ратибором без нас не справиться! — хохотнул Лис.
Он ожидал, что Весьмир возмутится, но тот, не поднимая взгляда, кивнул:
— Чистая правда: не справлюсь. Зато с вашей помощью… Надеюсь, мне не нужно объяснять, что новый царь может подписать мировую и отдать перстень? Я уже говорил и повторю снова: Радосвет — шанс для всех нас. Мне наплевать на Ратибора, но не наплевать на Дивье царство. И на Василису,
— И каков план? — Кажется, Май заинтересовался. Лицо его так и осталось скучающим, но во взгляде появился огонёк. — Дай угадаю: ты всё перепробовал и мы твоя последняя надежда?
Весьмир вздохнул:
— Сперва я думал обставить гибель царя как несчастный случай. Именно так поступил Ратибор со своим отцом. В те времена близ Светелграда завелся волк-людоед. Нападал не на овец, а на пастухов, их детишек и девиц, что пошли по ягоды-грибы. На ропот простого народа никто не обращал внимания, но однажды волк украл дочку кого-то из бояр. Зверя тут же прозвали Людовором и объявили на него охоту. И вот в один прекрасный день царевич Ратибор сообщил отцу, что найдена Людоворова берлога, и предложил царю самому поучаствовать в поимке лесной твари. Мол, загонщики всё устроят, останется лишь сделать выстрел. Радогост был трусоват, но всегда жаждал совершить подвиг. Конечно, он ухватился за эту возможность. Похвалялся, что попадёт волчаре в глаз с пятидесяти шагов. К его несчастью, Людовор оказался волколаком, а в колчане у царя, как назло, не оказалось ни одной стрелы с серебряным наконечником. Так и не совершил Радогост подвига.
— Печальная история, — сухо заметил Май. — Я так понимаю, сам Ратибор с тех пор на охоту не ходит?
Лис глянул на советника с тревогой. Того ведь тоже на охоте подставили, калекой сделали. Но Май держался. Только его лицо и вся фигура казались окаменевшими.
— В последнее время царь не покидает столицу, — подтвердил Весьмир. — Он и раньше был осторожен, а теперь особенно.
— А что насчёт небольшого бунта? Наверняка же есть недовольные.
— Я тоже об этом думал. Но не выйдет. Недовольных хватает, но на площадь никто не выйдет. Охрана у царя шибко борзая.