Выбрать главу

Радмила была немногим старше, но воспитала брата, заменив ему обоих родителей. Яромир в ней души не чаял и всегда старался на неё равняться. Сестра лучше стреляла из лука, лучше сражалась. Помнится, едва в невестин возраст вошла, а её уже уважительно величали воительницей. Все царские дружинники за ней бегали, в женихи набивались, но Радмиле никто не полюбился. Сам воевода Баламут к ней сватался — и то не пошла. Отшутилась, что питает страсть только к ратному делу. За несговорчивый нрав её даже прозвали Северницей — так в Дивьем царстве называли самую суровую зимнюю бурю.

Завтра сестре предстоит вести в бой второй отряд — тот, что окружит врагов, погнавшихся за царевичем Радосветом. А если повезёт, даже пленить самого Лютогора. Жаль, убить его не получится: бессмертный, гад. Как и его папаша Кощей. Пока же Радмилины воины скрываются в низине за Вороньим холмом.

Яромир не сомневался, что сестра справится, о чём не преминул сказать ей ещё третьего дня, когда они достигли развилки, где пути отрядов разошлись. Радмила, улыбнувшись, кивнула, но украдкой всё же сплюнула через левое плечо, чтобы не сглазить. Никто, кроме Яромира, и знать не знал, что суровая Северница перед каждой битвой волнуется, как в первый раз…

Радосвет молчал и грел руки дыханием. Над Вороньим холмом занимался рассвет, и вместе с заревом на небе в сердце Яромира разгоралось предвкушение славной битвы. Планировалось столкнуться с противником в расселине, немного посопротивляться для вида и отойти. Пусть Кощеевич и его прихвостни думают, что дивьи люди решили отступить. Радоваться им придётся недолго — пока Радмила не ударит с тыла.

Третьему отряду под предводительством Баламута пришлось отойти подальше — за воеводой пристально следили навьи соглядатаи. Яромиру хотелось верить, что тот подтянется уже к шапочному разбору, когда всё будет сделано. На его долю подвигов уже хватит. Пора дать дорогу молодым.

Ещё примерно час — и начнётся.

— Теперь ты задумался. Плохое предчувствие? — Радосвет сказал это будто с упрёком, и Яромир поспешил заверить его:

— Я тебе что, ворона-вещунья, чтобы каркать? Всё будет хорошо. Я гадал.

— Жаль, что гадатель из тебя так себе.

Это было чистой правдой. Вот мама умела и предсказывать судьбу по полёту птиц, и камешки раскидывать, и в чашу смотреть. Недаром она была верховной чародейкой Светелграда. Как же её не хватало… не только Яромиру — всему Дивьему царству.

— Радмила придёт вовремя, не сомневайся, — улыбнулся он.

— В ней-то я не сомневаюсь.

— А в ком тогда?

— В себе. — Радосвет вздохнул и тут же всполошился. — Только не подумай, я не трус!

— И в мыслях такого не было!

Яромир снова протянул царевичу флягу, но тот отказался:

— Сегодня мне нужна ясная голова. Знаешь, о чём я думал?

— Опять о Таисье? — Яромир не удержался от тихого смешка.

— Не угадал. О мире без войны. Я тут посчитал: в моей жизни было больше ратных дней, чем мирных. Сначала с Кощеем сражались, теперь с его сыном. Пара десятков лет передышки — это так мало.

— Но лучше, чем ничего.

— Кстати, а ты слышал сказку про Птицу-войну?

От такого внезапного перехода Яромир вздрогнул. Что творится в голове у его друга?! Мысли скачут с одного на другое, когда нужно полностью сосредоточиться.

— Я не люблю сказки, — буркнул он.

Но Радосвет, словно не слыша, продолжил:

— Говорят, она живёт в серебряной клети у самой Смерти. Клеть заперта на замок, а ключ спрятан где-то в подлунном мире. Когда кто-нибудь находит ключ, клетка открывается, и птица вылетает. Так случаются войны.

Яромир недоверчиво покачал головой:

— Будь всё так просто, можно было бы найти тот ключ и спрятать его так, чтобы никто никогда не нашёл.

— Я не говорил, что всё просто. Это ведь не амбарный ключ и даже не потайной, как у отца в сокровищнице, а зачарованный.

— И что же это за чары такие?

— Ненависть. — Радосвет помассировал виски так, будто у него начинала болеть голова. — Клеть Птицы-войны отпирается ненавистью. А закрыть её может только любовь.

Яромир в задумчивости почесал кончик уха:

— Я не понимаю… Вот я люблю Дивий край, люблю сестру и тебя, моего лучшего друга. Вьюжку тоже люблю, хотя он тот ещё балбес и по ночам гавкает. Как это поможет остановить войну?

— Наверное, твоей любви слишком мало.