— Радосвет дал тебе право говорить от его имени?
— Царевич ничего не знает. Он слишком благороден, чтобы замышлять против родного отца.
— Поэтому ты решил взять грязную работёнку на себя. Ой нет, ошибочка вышла: свалить её на меня — таков был план? Я Кощеевич, а значит, достаточно бесчестен, так?
— Не так… — Ответ Весьмира прозвучал еле слышно. — Мы давно увязли в грязной игре, Лис. Я сделал много такого, о чём сожалею. Но, если мне придётся совершить подлость, чтобы прекратить войну и вывести всех нас к свету, я пойду на это. Моя совесть — невысокая цена за мир.
— Да нет у тебя никакой совести! — фыркнул княжич.
— Просто выслушай, прошу. Ты убедишься, что план неплох.
— Пришли мне птичку-весточку, пусть начирикает.
Конечно, это была отговорка, и Весьмир это прекрасно понял.
— Какой же ты упрямый. Весь в мать.
— В последнее время мне чаще говорят, что я похож на отца, — вскинул подбородок Лис.
Дивий чародей покачал головой:
— Ты не злой. Просто обижен на весь мир.
— Хороший каламбур, кстати! — усмехнулся княжич. — Весьмир — весь мир. Я обижен на тебя, это правда.
— Знаю, я поступил как последний негодяй.
— Это ещё слабо сказано!
— Но я извинился.
— И что? Теперь я должен броситься в твои объятия?
Налетевший порыв ветра сбросил с Весьмира капюшон, и пряди мышиного цвета упали на лицо.
— Наверное, этот разговор оказался преждевременным. Продолжим в другой раз.
— От поединка, значит, отлыниваешь? Сам вызвал, а теперь в кусты?
Лис хотел добавить ещё парочку колкостей, но замолчал и насторожился, почувствовав, как границы круга колеблются.
— Что за?… — Для чародея, похоже, это тоже стало неожиданностью.
Послышался гулкий звон, будто ударили в колокол, и круг разомкнулся сразу с двух сторон.
За спиной Лиса возник взволнованный Май. Его лицо раскраснелось, волосы — чёрные с одной седой прядью — липли ко лбу, глаза смотрели ошалело:
— Княже, я с тобой! Прорвался наконец-то!
Хм… Пожалуй, Лис был не прав, когда записал Мая в посредственные колдуны.
Ворваться в чужой круг не каждому под силу. Впрочем, ему помогли — с противоположной стороны в разрыв въехала Северница. Увидев Весьмира живым и здоровым, она с облегчением выдохнула, а потом вперила в Лиса острый, как нож, взгляд:
— Ты кто таков?
Ну да, они же не представлены. В последний раз, когда виделись, Лис был в облике вороны, а воительница, тогда ещё девчонка, пыталась его подстрелить.
— Едем, Радмила. Мы тут закончили! — скомандовал Весьмир, но девица не послушала:
— Скажи, это он?
— Едем, говорю.
— Я с места не двинусь. Он или нет?!
Пришлось брать дело в свои руки. Лис лучезарно улыбнулся:
— О доблестная воительница, вы, наверное, обознались! Меня зовут не Он, а Лис.
Весьмир, чего ты встал столбом? Представь нас, раз уж у тебя не колдовской круг, а проходной двор какой-то.
Глава третья Военные потери
Яромир, едва вошёл в шатёр, сразу понял: хороших новостей не жди. Глаза у Радосвета покраснели, веки опухли — значит, плакал.
В детстве порой бывало, что царевич распускал нюни по пустякам, но потом он научился держать лицо. Во время войны Радосвет не раз воодушевлял людей своим спокойствием и рассудительностью, продолжая улыбаться, даже когда у самого на душе скребли когтистые коловерши. Один Яромир знал, насколько у него чувствительное сердце. Ну ладно, ещё Радмила догадывалась — как-никак все трое были друзьями детства.
— Что случилось? — Яромир хотел бы, чтобы в голосе прозвучали тепло и забота, но опять не вышло. Вот рявкнуть на кого-нибудь — это всегда пожалуйста, а проявлять сочувствие он не умел.
— Дядька Баламут погиб, — шмыгнул носом царевич.
— Воевода? Ох, как же так?…
— Говорят, упыри накинулись вшестером на одного. Видать, всё-таки цапнули.
Дальше можно было не продолжать. Укус упыря означал верную смерть — если, конечно, не хочешь переродиться мерзким кровососом, который пляшет под гусли Кощеевича.
— Баламут был достойным воином. — Яромир не знал, что ещё сказать.
— Да. Как и его сыновья Переслав, Добродел, Владигор…
— Владигор тоже? А я ему бочонок бражки проспорил и не отдал. Ух, навья падаль!
Глупо было думать о выпивке, когда потерял друга. Но непрошеные мысли сами лезли в голову. Ещё вчера вы стучали кружками о стол, горланили песни и хвалились друг перед другом новыми поножами, а сегодня неподвижные тела лежат близ целительского шатра, укрытые холстиной, и жизни в них больше нет.