— Пожалуйста, не считай меня неврастеничкой, — жалобно попросила Тори, — но со мной случилась сегодня одна странная вещь. Это касается нас обоих. Будь так добр, принеси мне кофе. А я попробую собраться с мыслями и все тебе рассказать.
— Что бы это ни было, но изъясняешься ты вполне здраво. — Алан с облегчением вздохнул. — Только кофе остыл, пока ты тут... э-э... отдыхала. Подожди минутку, я сварю новый. Тебя, кстати, не шокирует, что я в одних плавках? Мне просто не во что переодеться. Наш любимый халатик приказал долго жить.
— Зрелище не для слабонервных, но я потерплю, — смиренно отозвалась Тори.
— Слава Богу, — порадовался Алан, — к тебе вернулась природная язвительность. Будем считать, что это признак здоровья.
Тори лежала на диване и обдумывала, как бы ей рассказать Алану свой сон так, чтобы избежать некоторых щекотливых моментов. Котенок тем временем совсем обсох и улегся девушке на грудь. Он оказался нежно-рыжего цвета, пушистым, с большими розовыми ушами и мордочкой проказливого мальчишки.
— Ушастик, — прошептала Тори, отвлекаясь от своих раздумий. — Я назову тебя Ушастик. Идет?
Котенок ничего не имел против этого. Он довольно урчал, мял лапками в белых носочках грудь девушки и с упоением посасывал складочку на ее платье.
— Ты думаешь, что я твоя мама? — нежно засмеялась Тори. И вдруг подумала, что хочет иметь от Алана сына. Маленького рыжего шалопая с зелеными глазами и озорной улыбкой. Акт, который должен предшествовать рождению ребенка, ее, кажется, больше не пугал.
В гостиную вошел Алан, неся поднос с кофе и гамбургерами. Он был, можно сказать, почти одет. Останки клетчатого халата были ловко обернуты вокруг его бедер, образуя нечто вроде шотландского кильта.
— То ли шотландец, то ли индеец, — задумчиво сказала Тори, рассматривая его безо всякой застенчивости. — То ли цыган...
— Цыган, цыган! — подтвердил Алан, ставя перед ней поднос. — А ты — моя цынгарелла.
— Ты уже второй раз произносишь это слово, — вспомнила Тори. — А что оно значит?
— Это по-итальянски. Цынгарелла — маленькая цыганка, цыганочка. В точности про тебя.
— Он еще и итальянец! Какой разнообразный у меня жених.
— Что я слышу? Так ты наконец согласна, моя прелесть?
— Кажется, у меня нет выхода, — вздохнула Тори. — Свадьба уже состоялась.
— Что?!!
В холле неожиданно зазвонил телефон. Алан вопросительно взглянул на Тори. Она покачала головой:
— Я никому не давала телефон. Даже номера не знаю.
— Может, это Филип? Ты не возражаешь, если я подойду?
— Нет конечно.
Тори слышала, как Алан взял трубку и секунду молчал. Потом послышался его тревожный голос:
— Анджела? Да, это я. Что случилось? Как пропал? За каким чертом его туда понесло? Подожди, подожди! Есть у меня самолет, я его еще не вернул Бобби. Оставил в ангаре на аэродроме. Все, успокойся. Как, только закончится гроза, немедленно вылетаю. Не волнуйся, пережду. Что я, самоубийца, в грозу лететь. Ничего с твоим Филипом не случилось. Ты же знаешь, я бы сразу почувствовал, если что. Спи спокойно, утром прилечу.
Он положил трубку и снова набрал номер:
— Бобби, привет! Ты еще не соскучился по своей летающей кастрюле? Нет, возвращать пока не собираюсь, если разрешишь. Дело в том, что Филип куда-то запропастился. Вроде отправился с Бермудов, из Гамильтона, в Майами, разбираться с управляющим филиала банка. Какое-то там темное дело, похоже. И пропал. Анджела места себе не находит. Утром полечу его искать. Да, спасибо, дружище. Позвоню сразу, конечно.
Так. Он опять исчезал. Улетал разбираться с каким-то подозрительным темным делом. Может статься, что у нее никогда не будет маленького рыжего шалопая с зелеными глазами и озорной улыбкой. Ну тогда и ее тоже не будет. Так думала Тори, и когда в комнату вошел расстроенный Алан, она твердо заявила:
— Можешь не объясняться, я все слышала. Ты летишь искать Филипа. А я лечу с тобой.
— Я, конечно, помню, что приглашал тебя на прогулку, — усмехнулся этот супермен в набедренной повязке. — Но полет может быть опасным, принимая во внимание погоду и обстоятельства.
— Вот поэтому я и собираюсь с тобой полететь.
— Это еще почему? Маленькая Тори любит острые ощущения?
— Просто предпочитаю разбиться, чем умереть от голода. Это романтичнее.
— Мне не до шуток, девочка.
— Мне тоже.
Алан пристально вгляделся в ее поднятое к нему лицо, в глубину темно-синих глаз и усмехнулся.
— Ладно, возьму. При одном условии. Плата за место в первом классе — поцелуй. Причем — авансом. Мало ли что потом случится...