— Тори!
Молчание.
Алан решительно подошел к этой заледеневшей фигурке и крепко обхватил ее за плечи.
— У тебя отвратительный характер, цынгарелла, — прошептал он ей на ухо. — Просто невыносимый характер. Учти, я больше не собираюсь извиняться в тех случаях, когда виновата ты. И уезжать отогреваться в пустыню, когда ты обливаешь меня холодом, тоже не собираюсь. Просто заведу большую плетку и буду тебя пороть, пока твой характер не станет шелковым. И я добьюсь, чтобы ты знала свое место, женщина.
И он задрал на Тори халатик, надетый на голое тело, и, несмотря на ее сопротивление, хорошенько отшлепал. Так что обе половинки хорошенькой попки стали малиновыми. Тори отчаянно ругалась, но когда он наконец отпустил ее, притихла и только жалобно сказала:
— Больно же! Прямо горит все!
— Это поправимо, — невозмутимо сказал Алан. Сейчас я тебя полечу. Ну-ка наклонись. Он заставил ее опереться руками о кухонный стол, снова поднял до пояса халатик, достал из холодильника банку с мороженым и щедро смазал пломбиром покрасневшие ягодицы.
— Холодно! Алан, ты с ума сошел! — вопила Тори, впрочем, уже не пытаясь сопротивляться.
— Сейчас согреем, — покладисто обещал Алан и, встав на колени, тщательно слизал мороженое теплым языком.
— Ну все, отпусти меня, — жалобно попросила его жертва, которую он продолжал прижимать к столу левой рукой.
— Подожди, лечение еще не закончено, — со знакомой ей хрипотцой в голосе сказал ее изобретательный и неутомимый любовник.
И Тори почувствовала, как ее шелковистый коридорчик охотно расширяется, впуская желанного гостя.
...Вернувшись из ванной, где она приводила себя в порядок, Тори застала Алана в клетчатом фартуке Анджелы, колдующим над плитой. Консервы были убраны с пола, стол накрыт. Придраться совершенно не к чему.
— Ну и гад же ты, оказывается, — все же не удержалась она.
— Еще какой гад! — весело подтвердил он.
— Ты же обещал быть ручным и послушным!
— А ты от скуки не умрешь?
— Не беспокойся, не умру! — пообещала Тори и осведомилась: — Что, порка тоже имеет отношение к науке любви, которую ты изучаешь?
— А как же, — усмехнулся этот кулинар-супермен, — секс без порки все равно, что суп без перца.
— Отныне я ем только пресную пищу, — решительно заявила она.
— Посмотрим, — загадочно отозвался ее любимый, невозмутимо переворачивая жаркое.
Тори вздохнула и тоном пониже сообщила:
— Я тебе там вещи постирала, повесила сушиться на веранде. И ботинки тоже.
— Вот спасибо! Ты у меня просто золото, — улыбнулся Алан.
— Ладно, — сказала Тори. — Честно говоря, характер у меня действительно не подарок. Может, и правильно ты меня отлупил. Но только учти: чтобы это было в первый и в последний раз.
Алан рассмеялся:
— Ты так уверена, что мне удалось за один раз исправить твой характер?
Он аккуратно составил с плиты большую глубокую сковородку, на которой скворчало жаркое с овощным рагу. Пахло все это просто восхитительно. Тори постояла, молча наблюдая, как он хлопочет, ловко нарезая хлеб, раскладывая приборы. Потом подошла к нему сзади и крепко обняла за талию.
— Алан, делай что хочешь. Только знай: мне без тебя не жить. Если ты уедешь, я просто умру.
— А я и не сомневаюсь, моя ненаглядная. Ты без меня от голода умрешь. Это я уже слышал. Только я от тебя никогда и ни при каких обстоятельствах не уеду. Тем более что теперь знаю, как справляться с твоим плохим настроением. Вот еще только попробуй на меня надуться.
И он, обернувшись, обнял ее крепко-крепко, нежно поглаживая ладонью пострадавшую попку.
— Алан, — попросила Тори, — я тебя очень прошу, переезжай жить ко мне. Я хочу засыпать с тобой и просыпаться тоже. Иначе я все время буду бояться, что ты куда-нибудь денешься.
— Договорились, малыш. Как только высохнет одежда, отправлюсь за своими вещами, — легко согласился он.
Вечером Алан съездил в коттедж Филипа, забрал все свои вещи и вернулся к Тори. Та ждала его, стоя на веранде, и, не успел он выйти из машины, бросилась ему на шею.
Они решили, что спать будут в разных спальнях, чтобы семейная жизнь не слишком быстро приелась. Вечером чинно пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по своим комнатам. Тори закрыла за собой левую дверь, Алан — правую. Если бы двое бездельников поспорили о том, кто из этих двух влюбленных не выдержит первым, то проспорили бы оба. Через десять минут двери одновременно распахнулись, и Алан с Тори бросились друг другу в объятия.