— Пойду будить Сиину.
— А, ага.
Сората вышел из столовой и заодно из неловкого положения. Мисаки всё ещё возилась около дверей — играла с башмаком Сораты, будто с самолётом. Он хотел бы её остановить, но решил, что если позовёт, это затянется надолго, и ушёл по лестнице наверх.
С каждым шагом ступени издавали скрип, от которого становилось жутко.
Сората прошёл мимо комнаты 201, комнаты Мисаки, к комнате Масиро, номер 202.
— Сиина, уже утро, — позвал он, одновременно открывая дверь. В сонном царстве никто так и не ответил.
Внутри, как и всегда, царил страшный беспорядок. Пол был усыпан школьной формой, нижним бельём, раскадровками и манускриптами манги.
Сората, как и раньше, заглянул под стол. Масиро всегда спала там, словно хомяк. Но именно сегодня её там не оказалось.
— Сиина?
Парень проверил кровать. Поднял одеяло, но и там никого не нашёл. Опустился на карачки и заглянул под кровать, и снова не увидел Масиро. То же и в шкафу. Неужели ушла в туалет?
Сората тут же вышел из комнаты.
— Сиина! — громко позвал он, но ответа не последовало.
Вместо этого по лестнице примчалась Мисаки.
— Чаво, Кохай-кун?
— Сиина пропала.
Мисаки сильно наклонила голову набок.
Они спустились на первый этаж, поискали в умывальной, ванной и туалете, но не нашли.
Когда они вернулись в столовую к Нанами, там объявился Рюноске, который поглощал помидоры целиком.
— Канда-кун, а Масиро? — удивилась Нанами, увидев, что Сората спустился со второго этажа один.
— Её нет в комнате…
И не только в комнате, вообще нигде. Появилось какое-то нехорошее предчувствие.
— Масирон наверху нет. И дозвониться до неё не могу.
Со второго этажа спустилась Мисаки. Наверное, пробежала по другим комнатам.
— В каком смысле нет? — пришёл Дзин.
Никто не мог дать ответ.
Сердце бешено заколотилось.
Повисла неспокойная атмосфера, и тут показалась Тихиро. Она оделась в костюм лёгких тонов, какие подходят для весны.
— Сэнсэй, Сиина!
— Знаю.
— То есть как?..
Сората, разумеется, насторожился. Дурное предчувствие нахлынуло с новой силой, а пульс подскочил ещё выше.
— Для вас вон что приберегли.
Тихиро вытащила из-за спины большой холст.
Картину Сакурасо, которую Масиро раньше рисовала в классе. Художница говорила, что хотела поработать над ней и на выходных, потому Сората принёс её домой.
Он подождал, пока Тихиро не поставит картину у стены, и встал напротив.
— Она её закончила?..
Масиро рисовала её как домашнее задание, но в правом углу оставила подпись английскими буквами.
Холст занял всё поле зрения. В тот миг время словно остановилось, и мир картины затянул в себя сознание.
Сакурасо на картине изобразили красками мягких тонов.
Вечернее освещение, которое навевало приятные воспоминания, придавало картине нежные нотки. Внимание привлекала и очаровательно цветущая сакура.
Ветхое деревянное двухэтажное общежитие — его особенный блеск ни с чем нельзя было перепутать.
Когда Сората видел картину в процессе создания, она произвела на него другое впечатление, эмоции пробудила иные. А теперь вниманием Сораты завладели образы жильцов, которые раньше там отсутствовали.
Перед дверьми были семь кошек и радостные люди.
— Это я?..
— Ага, точно, — кивнула Нанами. Она стояла позади Сораты и тоже приглядывала за кошками.
— Масирон… Круто.
На террасе второго этажа стола Мисаки, а снизу махали руками Сората и остальные. Казалось, можно было услышать взмахи.
— Ага, точно.
Дзин будто как раз возвращался и проходил в ворота, держа в руке пакет с торчащим оттуда луком.
— …
В окне первого этажа виднелся сидевший за столом Рюноске, которого мало волновало происходившее снаружи, а ещё… под деревом сакуры дула пиво из банки Тихиро.
Именно так Сакурасо вряд ли выглядело, но если бы такое зрелище приключилось, никто бы не удивился. В картине чувствовалась атмосфера, какой жили обитатели, пускай её изобразили упрощённо. Нет, именно потому что упрощённо, картина пробуждала приятные, тёплые ощущения.
На одном единственном полотне отобразили всё ценное, что было в Сакурасо.
Какими словами описать нахлынувшие чувства? На ум приходило только одно. Сората не был уверен, что правильно понял, но верил, что ответ жил внутри него.
То, что люди называли любовью, и ничего более. Любовь заполняла всё. Она ощущалась в каждом мазке, каким Масиро нарисовала Сакурасо, выражая свои истинные чувства.