— Я не хочу уезжать.
Слёзы лились и лились… И место, где стояла Масиро, намокло от дождя.
— Объясни, Сората.
Асфальт вокруг её ног намок и потемнел.
— Ты…
— Я же должна уехать.
— …
Голову заполонила белая пелена. И слова, которые он намеревался сказать, и тревога, из-за которой сюда примчался, улетучились, уступив место истинной пустоте.
Выражение лица у Масиро ничем не отличалось от обычного, а прозрачные, лишь немного подрагивающие глаза совершенно не походили на глаза плачущего человека. Масиро, как и всегда, почти не показывала эмоций. Но при этом у неё текли слёзы. Выглядело как слепой дождь, и от столь сильного несоответствия тревога внутри Сораты росла ещё быстрее.
— Я же должна сесть в поезд.
— …
— Ноги не двигаются.
Почему она должна, Сората понимал без лишних слов.
— Я пыталась сесть много раз! — она напрягла голос так сильно, что захрипела.
— Сиина.
Он наконец смог назвать её по имени.
— И всё же!
Сжатые кулаки Масиро задрожали — она боролась с эмоциями, контроль над которыми ей не давался.
— Хватит, Сиина.
— Я же должна уехать.
— Хватит!
— Мне нельзя быть в Сакурасо!
— Хватит, говорю!
— Должна уйти…
Что бы Сората ни говорил, Масиро, как заведённая, повторяла одну и ту же фразу, словно заклинание.
— Можешь не уезжать! Тебе можно остаться в Сакурасо!
— Даже если всё из-за меня?
Заплаканные глаза уставились на Сорату. Слёзы всё больше и больше заливали землю.
— Даже если всё из-за меня?
Слова, из которых Сората едва ли понимал хотя бы половину, били в самое сердце.
— Это не из-за тебя!
— Но если меня не станет, Сакурасо можно спасти?
— Ерунда это всё!
— Сегодня выпускная церемония.
— Точно. Именно потому надо поздравить Мисаки-сэмпай и Дзина-сана с выпуском, так ведь?
— Но тетрадь не заполнили всю!
— Не ты одна себя винишь.
— Нет. Виновата я.
— Не пори чушь…
Он не хотел, чтобы Масиро вот так себя проклинала. Никто в Сакурасо не думал, что какая-то вина лежит на ней.
— Из-за меня.
— Чушь собачья!
— !..
Сората думал, что стоит прибегнуть к другим словам. Думал, что лучше говорить нежно. Но сейчас он вряд ли бы так сумел. Не мог сказать то, что хотел. Не мог передать то, что хотел. Но всё же так лучше, чем вообще не говорить.
— Ты вообще ничего не понимаешь!
— Я понимаю!
— !..
Теперь язык проглотил Сората.
— Я понимаю, что мешаю! Всё целиком из-за меня! То, что Сакурасо не станет… То, что Нанами терпела! Всё из-за меня! Мне нельзя быть в Сакурасо, всем от меня плохо! Такая я плохая!
— …
Слова правда не шли — упёрлись в неожиданную преграду.
— Из-за меня…
Наполненный слезами взгляд Масиро пронзил Сорату, заставляя прочувствовать всю её решимость.
— Я здесь, и потому всё плохо.
Он смиренно терпел то, как упрямство Масиро превышает все разумные пределы. Воображение рисовало дикую картину: он произнесёт единственное слово и коснётся девушки, а та рассыплется на множество мелких кусочков. Какой бы дикой картина ни казалась, она пленила Сорату, не давая в себе сомневаться.
— …
Никаких слов не осталось.
Сердце сдавили в мощных тисках. Нужно было что-то сказать. Что-то сказать… Но Сората не мог ничего предложить Масиро, которая вот-вот сломается.
И тут за спиной послышался голос.
— Да вы издеваетесь.
Обернувшись, Сората увидел запыхавшуюся Нанами. Она упёрлась руками в колени и переводила дыхание, подняв лишь лицо. А за ней тяжело дышал Рюноске.
— Аояма. И Акасака…
Нанами прошла мимо Сораты и встала перед Масиро.
— Это не твоя вина, Масиро, — в лоб сказала она.
— Но.
— Не нужно брать на себя вину за мой провал.
В голосе Нанами затаилась нотка гнева.
— …
Масиро это наверняка заметила и беспокойно приподняла брови.
Сората аж растерялся, не зная, останавливать ли Нанами.
— Неудача на прослушивании — целиком моя проблема. И только моя. Ты даже на один миллиметр не имеешь к этому никакого отношения. Всё это… моё дело.
— Но…
Масиро продолжала упираться.
— Я не послушала совета Канды-куна и строила из себя сильную, но это я решила сама. Ты тут ни при чём. Совершенно ни при чём.