От одних только раздумий и так уставшее тело деревенело, а от плохих мыслей ноги и вовсе пытались врасти в землю.
Выслушав Нанами, Сората стал понимать, что она пыталась сказать.
— Чтобы напоминать о реальности, ученикам установили лимит в два года?
— Угу. Просят притормозить ненадолго и поразмыслить, что они будут делать дальше. Если не сумеют обозначить, то, когда подкрадётся назначенное время, не смогут привести чувства в порядок.
— Жестоко.
— Но именно потому-то смысл и есть. Люди вольны идти в другую спецшколу и стремиться к мечте там. Например, в театре… Разумеется, есть и те, кто сдаётся. Таких большинство.
— Вон как.
— Когда у них не получается, лучше сказать им всё как есть.
— Ну, когда у человека нет надежды, если безосновательно его подбадривать, лучше ему не сделаешь.
Строгость иногда работает лучше доброты. Хотя слушать о том, что ты неудачник, довольно болезненно…
— Слушай.
— М?
— Почему ты решила стать сэйю?
— Разве я не говорила?
— Не слышал.
— Не смейся только.
— Настолько забавная причина?
— Твоё ехидство меня бесит, — запротестовала Нанами, надув щёки. Редко она показывала такую недовольную реакцию, и выглядело это умилительно.
— Я не буду смеяться, пожалуйста, расскажи.
Отчего-то изумившись, Нанами разок вздохнула.
Разговор ушёл в какую-то другую степь, потому Сората больше не стал ничего говорить.
— Тебя в младшей школе учителя на уроках японского не заставляли читать учебник вслух?
— Было дело. Выходило у меня отвратно.
Плохо получалось следить глазами за предложением и одновременно его зачитывать. Несколько раз он не мог связать и двух слов, отчего стал завидовать одноклассникам, которые умели читать без запинки.
— Мне нравилось.
Пусть Сората этого не видел, но в голове сразу промелькнул образ маленькой Нанами, которая, выпрямив спину, борется с учебником.
— Кажется, в четвертом классе. Учителя хвалили меня за чтение. Говорили: «Аояма-сан, такой прекрасный голос». За что-то другое меня никогда не хвалили, потому я радовалась… То, что у меня уникальный голос, придавало уверенности.
— А вот меня вообще ни за что не хвалили…
Нанами неуверенно засмеялась.
— Думаю, с тех самых пор я заинтересовалась озвучкой. Аниме, дублирование фильмов, начитка, диктор на радио, реклама… Когда я узнала, что много каких профессий существует, это постепенно стало моей мечтой. Часто воображала, как что-то озвучиваю. Тогда и узнала о школе для сэйю, подумала попытать там удачу.
Скрывая смущение, Нанами в конце добавила: «Просто, правда?» — и немного посмеялась.
— Но, выходит, отец был против?
— Угу. Ещё он был против, чтобы я уезжала из дома. Против, чтобы ходила в спецшколу. Я с духом собралась, всё ему рассказала, а он всё отверг.
— И улетела из дома?
— Ушла после того, как моё решение не приняли.
— А?
— Если бы он просто дал согласие, меня, может, тут и не было бы. После того как отец заявил: «Точно нет», — я подумала: «Точно сделаю это», «Точно уйду из дома». Вроде и взялась за дело, но ведь нужно по-настоящему набраться храбрости.
— Понятно, это да.
Мятежный дух превратился в мощную движущую силу. Как придёт что-нибудь в голову, уже не остановишься. Тело двигается само, опережая разум.
— Может, твой отец это предвидел, потому и был против.
— Точно нет, — отрезала Нанами, прежде говоря спокойно, и даже немного надулась. Похоже, она до сих пор не простила отца.
На этом разговор застопорился.
— …
— …
Они какое-то время шли молча.
Обычно такого не бывало, но тема для разговора никак не появлялась.
Они прошли под мигающим уличным фонарём.
Глядя на профиль Нанами, смотревшей вперёд, Сората подумал, что у неё вертятся в голове те же мысли, что у него.
— Аояма.
— Что?
Нанами поглядела на Сорату, не поворачивая головы.
— Я про то, что будет после апреля.
— И правда, что.
— Я про то самое.
— Масиро, похоже?
Нанами едва сдержала смешок.
Затем устремила взгляд в ночное небо и призналась:
— Я себя тоже считала частью Сакурасо, до самого выпуска.
Сората об этом задумался.
— Но Акасака-кун правильно сказал.
Пристально смотревшая вдаль Нанами отчего-то повеселела.
— Аояма, ты хочешь съехать?
Она не ответила на вопрос.
— Я изначально не хотела сюда заселяться.
Вместо этого озвучила мысль, которую ранее высказал Рюноске.
— Ну, это да, но… Так Акасака мыслит.
— Акасака-кун тот ещё спорщик. Не переспорить прям… Но он не говорил ничего неправильного, диву даюсь.
Удивительно, что Нанами так отзывалась о другом человеке.
Именно тогда Сората заметил, что сегодня она особенно говорлива. Скорее всего, это было связано с ожиданием результатов прослушивания. С тем, что сегодня завершились уроки в спецшколе, которые длились два года. А может, и с тем, и с другим. От таких знаковых событий любой станет сентиментальным. А ещё Нанами пыталась скрыть то, что сегодня ведёт себя не как обычно, и этим только усиливала ощущение.
— Интересно, что Рите-сан нравится в Акасаке-куне?
— Разве не то, что он вечно спорит, выглядит умным и никогда не ошибается?
— Всё-таки не понимаю…
Нанами тихо засмеялась.
— Но его надо поблагодарить, правда?
— Акасаку?
Она кивнула.
— Он напомнил, как важен наш собственный выбор. Мы без чьего-то принуждения должны решать, что надо делать.
— Пожалуй.
Сората о том же самом говорил сегодня с Кадзуки. И научили его тому, как важно за отведённое время хорошенько поразмыслить, прийти к пониманию и дать ответ.
— Вот я и подумаю.
Не то Сората хотел услышать. Но теперь стало ясно. Нанами не смеялась над словами Рюноске и не считала их глупостью, а принимала как данность. Короче говоря, она могла как остаться в Сакурасо, так и покинуть его.
Сората по этому поводу будет молчать. Думать необходимо Нанами. Беспокоиться тоже ей. И в конечном счёте самой принять решение.
— В общем, первым делом надо спасти Сакурасо.
Если это решить, Нанами не придётся волноваться. Пускай она и решила уже для себя, к чему стремиться.
— Пожалуй. Ради Масиро…
— М?
— Что у тебя с лицом?
— Нет, ничего.
— Дежурный по Масиро у нас ты, но я о ней тоже, вообще-то, волнуюсь.