Сората только и слышал об их проблемах.
Когда неделя закончилась, у него начались финальные экзамены, и в оставшееся время нельзя было лентяйничать.
А с другой стороны — ну и ладно. Мисаки и Дзин выпустились и скоро уйдут из Сакурасо. Когда Сората собирался с ними поговорить, в голову лез ворох самых разных тем, которые не хотелось затрагивать. Сколько бы времени у них ни оставалось, его не хватало. Но при этом он все-таки успел переговорить с ними в день выпускной церемонии. Потому и ладно. Почему бы тогда не провести последние дни так, как они жили до сих пор.
Именно потому, что все разделяли подобные мысли, в Сакурасо воцарилась умиротворённая атмосфера.
Когда закончились семестровые экзамены, Сората стал понемногу вспоминать о результатах проектного заседания.
Вечером в пятницу после всех экзаменов Кадзуки нашёл время и рассказал, какая обстановка была на заседании, что не понравилось участникам, какие вопросы задавали и заодно подкинул парочку свежих идей.
Услышав столь подробный отчёт, Сората неделю ходил убитый. Он опять перестал понимать, как правильно поступить.
Если судить по рассказам Кадзуки о проектном заседании, не так уж всё было и плохо.
Как он уже говорил, главная причина провала заключалась в том, что в один день на суд комиссии предстали схожие музыкальные игры, между которыми пришлось выбирать. И в итоге одеяло на себя перетянула игра, ожидаемые продажи у которой были выше.
Если так, хотелось винить себя за то, что не хватило таланта.
Что переосмыслить и в следующий раз переделать? Сората не понимал. До сих пор он чувствовал себя не в своей тарелке.
Когда Сората мешкался во время приготовлений, Кадзуки не давал точных советов.
Кадзуки наверняка знал решение любой задачи, знал ответы. Но Сората специально его не спрашивал.
В глубине души он чувствовал, что должен сам встать на ноги и отыскать путь вперёд. Потому решил, что пока рана от поражения постепенно зарастает, можно морально готовиться к новому заходу.
— Фудзисава-сан, вы здорово помогли. Я действительно многому научился, — сказал Сората во время прощания, и Кадзуки ответил, по-доброму улыбаясь:
— Постарайся.
Лицо мужчины словно выражало тоску по давним временам.
Мысли Сораты вернулись в привычную колею, когда начали приходить экзаменационные листы.
С каждым прошедшим днём он пусть и ненамного, но лучше понимал, что его невидимый враг — мысли о своей бесполезности.
Огромным подспорьем стала Масиро.
По пути со школы домой парень зашёл в книжный магазин перед станцией, чтобы купить игровой журнал, и заметил журнал с сёдзё-мангой, которую рисовала Масиро. Обложку украшала созданная ею девушка, начальные цветные страницы в данном выпуске тоже принадлежали её руке.
На раскрашенной вручную странице были парень с девушкой, которые ничего не говорили, но между ними чувствовалось сильное напряжение, которое прекрасно передавал язык тела. Если сравнивать со временем, когда Масиро только приехала в Сакурасо, сейчас её способы выражения эмоций в манге расширились во всех отношениях.
Но Масиро никогда не хвасталась успехами, равно как не гордилась. Получая образец журнала от издателя, она лишь наспех его пролистывала и как ни в чём не бывало садилась за стол, концентрируясь на создании следующего манускрипта.
Одного взгляда на её спину хватало, чтобы понять, с каким упоением девушка рисовала мангу.
В условиях жёстких ограничений Масиро уверенно превосходила остальных и упорным трудом добилась права публиковаться каждый месяц. Она оккупировала обложку. Да ещё и заняла начальные цветники. Ради этого Масиро каждый день работала над манускриптами до такого изнеможения, что засыпала ночью посреди процесса. А когда побеждала, начинала по-новой. Так Масиро сражалась, забираясь всё выше и выше.
Враг жил как внутри самого человека, так и снаружи. Для Сораты непреодолимым противником стало проектное заседание, которое превратилось в своеобразную игру в стулья, где главная сложность — уложиться в жёстко ограниченный бюджет.
До того как Сората провёл презентацию, он сражался с самим собой. Каким-то образом одержал победу, которая ознаменовала открытие первых врат. В тот миг появилась цепкая надежда на то, что дальше дорога будет ровной и прямой. Но не успел Сората насладиться победой, как перед ним предстал безумно широкий мир, которому не видно ни конца ни края.
Одни пройденные врата открывали путь к следующим, и именно так выглядел мир, где не прекращалась борьба.
С тех пор все увидевшие свет игры стали противниками Сораты. Все созданные игры стали помехой на его пути. Особенно это касалось игр за авторством Кадзуки, сравнение с которыми было особенно болезненным, потому что сравнения получались невольно.
От подобных мыслей у Сораты стыл разум. Но если от страха замереть на месте, не получится увидеть то, что хотелось. Не получится добежать туда, где существовала Масиро.
Ещё идти и идти. Ещё взбираться и взбираться.
А раз Сората знал, что сражаться предстоит с целым миром, он и не надеялся, что когда-нибудь борьба закончится. Рано или поздно впереди появится новая вершина, и снова придётся бросать самому себе вызов. Масиро служила наглядным тому примером.
Битва не имела конца. Нет, человек сам решал, когда ей пора заканчиваться. Если всё устраивало, значит, цель достигнута. Но если не устраивало, то дорога к цели могла растянуться до бесконечности. Даже и дороги как таковой не будет. Вместо неё раскинется пустошь, и путь придётся прокладывать самому, только чтобы наметить место назначения. Без света тьму не разогнать…
Смутно, но Сората понимал, или ему так казалось. Раньше он даже не видел спину Масиро. Может, и сейчас не видел, но по крайней мере понимал, сколько ворот на пути предстояло открыть и какое расстояние их разделяло.
Если бы Сората одержал победу на проектном заседании, не заметил бы этого. Именно потому, что проекту не дали зелёный свет, он смог остановиться, осмотреться и пересмотреть взгляды, благодаря чему и пришёл к тягостным, но важным мыслям. Больше половины из них были жалким оправданием, но это ещё не самый плохой вариант.
Напряжение в щеках наконец-то спало.
— Сората, тебе весело?
— Нет, ничего особо весёлого.
— Ты улыбаешься.
— Кто улыбается?..
Приложив руку к щекам, Сората и правда почувствовал, что они расслабились.
— Отвратительно.