— А как получилось, что вы задолжали ей денег?
— Она уехала на следующий день. С тех пор мы пытаемся ее разыскать.
— Сказки рассказываете? — спросила Ким. — Она уезжает, не получив гонорар? А вы ищете ее, чтобы заплатить? Бросьте, мистер!
— Говорю тебе истинную правду.
— Естественно. И много вы ей задолжали?
— Пять сотен.
— Час от часу не легче! У вас не завалялись еще какие-нибудь бизнесмены в Тампе? За пять сотен. Я приеду и буду развлекать их так, что они просто охренеют. Вот что, ребятки, — она поднялась из-за столика, — вы самое настоящее дерьмо. Я не знаю никакой шикарной рыжей Конни, а если бы и знала, то ни за что не сказала бы вам, потому что сразу поняла, что вы хотите сделать ей что-то плохое.
— А как насчет здоровенного черного амбала по имени Джейк? — спросил Моуз.
Ким посмотрела на него.
— Здоровенный, как арабский жеребец, — добавил Тик.
Ким повернулась к нему.
— Здоровенный, как арабский жеребец, — повторил Тик.
Тик заметил тень догадки, промелькнувшую в ее глазах.
— Садись, — приказал он.
Она подчинилась.
— Джейк, — сказал Тик.
— Так, значит, вы собирались отдать своей рыжей красотке пять сотен? — переспросила Ким. На ее лице появилось оценивающее выражение. Она почувствовала запах жареного, — это было больше, чем она могла заработать за месяц в своем пикапе. — Вам нужен Джейк? Я могу взять эти пять сотен вместо вашей рыжей.
— Давай за три.
— Нет, пять.
— А если окажется не тот Джейк, которого мы ищем?
— Вот что я вам скажу, — на ее лице появилась легкая усмешка, — он шести футов ростом, с плечами шириной со шкаф и яйцами как бильярдные шары. Похож на Сталлоне, только с черной мордой. У него штуковина, которая у девчонки до горла достает? Если это тот Джейк, что вам нужен, гоните сюда ваши денежки и мы поговорим.
— Четыре, — сказал Тик.
— Пять, — сказала Ким, — и побыстрее, а то я вижу — на том конце клиент заскучал.
Тик колебался.
Ким снова встала.
— До свидания, ребятки, — сказала она.
— Куда ты спешишь? — спросил Тик, снова доставая бумажник.
Скай Баннистер.
Соломенные волосы, небесно-голубые глаза, шесть футов и четыре или пять дюймов росту, тонкий и бледный, в черном вечернем костюме и черных лаковых туфлях, в дорогой рубашке с эмалевыми запонками и при красном галстуке.
Скай Баннистер, прокурор штата, собственной персоной, здесь, на «Балу Снежинок», пахнущий виски и изрядно поддатый.
— Артур сказал, что послал тебе запрос на алиби, — сказал он.
— Я получил его вчера утром, — ответил Мэтью.
Оливер Лейн и его «Золотые» играли «Сонную лагуну» Гарри Джеймса. Сьюзен танцевала с Фрэнком. На ней было красное платье. В ее темных волосах красовалось зеленое перо. Мэтью наблюдал, как это перо плывет над головами танцующих.
— Надеюсь, что у тебя есть что-нибудь, Мэтью, — произнес Баннистер.
Мэтью знал, что он надеется как раз на обратное.
— Потому что ты мне нравишься, честное слово, — добавил прокурор.
Налив себе еще вина из бутылки со стола Мэтью, он поднял стакан, отпил глоток и поставил его на место.
— Тяжелая у меня работа, — проговорил Баннистер.
«О Боже, — подумал Мэтью, — похоже, он решил толкнуть предвыборную речь».
— Она часто ссорит меня с людьми, которые мне нравятся и которых я уважаю. Вроде тебя, Мэтью. Ты мне нравишься, и я тебя уважаю. Хорошо помню время, когда ты и Мори Блум раскрутили того черного парня из Майами, забыл, как его звали…
— Ллойд Дэвис, — подсказал Мэтью.
— Вы тогда очень хитро добились от него признания — так что это совсем не выглядело ловушкой. Очень хитро. Занятное было дельце, очень занятное.
Дело, которое Блум до сих пор называет «Красавица и чудовище», но Мэтью всегда вспоминал о нем как о трагедии Джорджа Харпера. Это было давно. С тех пор много воды утекло. Тогда Баннистер был их союзником. Сейчас он был противником.
— Я тогда спросил тебя, — помнишь, Мэтью? — я спросил тебя: не собираешься ли ты специализироваться на уголовном процессе? Помнишь? А ты ответил — поправь меня, если я что-то путаю, — ты ответил: не особенно.
— Я помню.
— А я сказал, — ты меня поправь, если что, — я сказал: и не надо, у меня и так хватает трудностей с обвинением, — и кажется так, если я правильно запомнил.
— Да, так.
— И вот теперь ты вплотную занялся уголовным процессом, — продолжал Баннистер, отпив еще вина. — Ты защищаешь человека, который обвиняется в тяжком преступлении, Мэтью, в жестоком преступлении, и мой долг — отправить его на электрический стул. А я так тебя уважаю, Мэтью, — он покачал головой, — вот что в моей работе самое тяжелое.