— В Мексику! — сказал Тик.
— В Мексику, — подтвердила Ким, — чтобы разведать обстановку для режиссера фильма, и после того как он вернется, они уедут туда кое с чем, что дороже золота. Это были его точные слова, «дороже золота». Она подумала, что он имел в виду кокаин, но не стала переспрашивать. Самое главное было то, что…
— Что, мать твою, было самое главное? — прорычал Тик.
…Главное было то, что он взял «линкольн-континенталь», который пара из Чикаго оставила в гараже, и поехал по задворкам Алабамы и Миссисипи, потом через Луизиану и Техас и дальше через границу, а куда — она не знала. И поскольку это было довольно дальнее путешествие, он взял с собой какую-то девицу, чтобы скоротать время (вот если бы это была я, подумала Ким), и они ездили две-три недели…
— Кто она? — нетерпеливо спросил Тик.
— Шлюха по имени Эмбер Уилсон.
— Когда они вернулись? — спросил Моуз.
— Джейк все еще там, — сказала Ким, — но я слышала, что он дал Эмбер пинка. Я думаю, она ему надоела. Там, в Мексике, полно мексиканок.
— Где можно найти эту Эмбер Уилсон? — спросил Тик.
— Здесь есть один фокус, — ответила Ким.
— Что еще за фокус?
— Я слышала, что ее замели за провоз «травки».
— Замели? Где?
— В Техасе.
— В Техасе?
— А может, и не так. Может, это все слухи.
— А если ее не замели?
— Может, и не замели…
— Где она живет здесь, в Калузе?
— В Ньютауне, — сказала Ким.
Карлтону Барнэби Маркхэму явно не по душе была тюремная жизнь. Он был бледнее, чем в прошлый раз, и сделался еще более нервным.
— Я думаю, вам следовало настаивать на освобождении под залог, — сказал он.
— Я не могу добиться этого, — ответил Мэтью.
— А вы пытались?
— Я говорил с судьей Мэнккьюзо. Этот человек отказал сперва в освобождении под залог, а потом в моем ходатайстве. Он думает, что вы — маньяк.
— Ужасно.
— Он думает, что вы убежите, если он предоставит хоть малейшую возможность.
— Обязательно, — сказал Маркхэм.
— Не надо так шутить.
Маркхэм нахмурился.
— Значит, мне сидеть тут до суда?
— Боюсь, что так.
— Здесь что, Россия?
— Нет, Америка, Маркхэм. У меня к вам есть несколько вопросов.
— Ради Бога, называйте меня Карлтоном. Вы всегда чертовски официальны.
— Извините.
— Не извиняйтесь. Ваша задача — вытащить меня отсюда.
— Я уже сказал вам…
— Я веду речь не о том, чтобы меня выпустили под залог, я говорю о том, чтобы я мог жить дальше.
— Именно это я и пытаюсь сделать. Я уже сказал вам, что мы нашли свидетеля…
— Конечно, толстую старую шлюху с поехавшей крышей.
— Но это все, что у нас есть на данный момент.
— Присяжным будет достаточно только взглянуть на нее…
— Вот что, присяжные — это моя забота, о’кей?
— Конечно, вы беспокоитесь о присяжных. А меня беспокоит электрический стул.
— Меня это тоже беспокоит, Карлтон, поверьте мне.
Маркхэм кивнул, но было видно, что это его не убедило.
— Так что там у вас за вопросы? — спросил он.
— В ваш дом вчера вечером снова кто-то забрался, — сообщил Мэтью.
— Что?
— Да, около полуночи. Я еще не знаю, что было похищено, если вообще что-нибудь взяли. Я сделаю запрос, когда уйду от вас. Но я хотел бы узнать, что Прю держала в своем кабинете наверху.
— Бумаги, записи, корреспонденцию, вот и все.
— Там есть сейф?
— Нет. Зачем? Если он залез за деньгами…
— Я думал, что она…
— …тогда он ошибся адресом. Прю и я не купались в деньгах.
— Я думал, что она могла хранить там фильм.
— Фильм? Нет.
— Она работала над фильмом, когда ее убили, и я подумал, что, возможно…
— Я не понимаю, какое отношение имеет фильм к ее убийству.
— Значит, там его нет?
— Чего?
— Фильма.
— Какой-то идиот наркоман убил мою жену из-за нескольких долларов в ее сумочке, меня обвиняют в ее убийстве, а вы заводите речь о каком-то фильме. Какое отношение имеет фильм к…
— Она работала над фильмом, — сказал Мэтью, — а сейчас никакого фильма нет. И я спрашиваю: почему?
— И что вы предполагаете? Что Прю была убита из-за какого-то дурацкого рекламного ролика?
— Она работала именно над этим? Над рекламным роликом?
— Я не знаю, над чем она работала. Реклама, хроника — какая разница?
— Среди документальных фильмов, которые она делала раньше, были скандальные?
— Нет. Что вы имеете в виду?
— Могли это быть какие-то разоблачения? Или журналистские расследования?
— Нет, нет, ничего похожего. Один фильм был про воспитание трудных детей, он получил премию, еще один — про ламантинов, это, вы знаете, исчезающий вид, потом…
— Этот фильм про воспитание трудных детей кого-нибудь лично задевал?
— Его показывали во всех школах штата. Я же сказал, что он получил премию.
— А последний фильм, который она делала…
— Я не знаю, о чем он был.
— Она никогда о нем не говорила?
— Никогда. Иногда у нее такое бывало. Я не знал про фильм о ламантинах, пока она его не закончила.
— Он мог быть скандальным?
— Фильм о ламантинах?
— Нет, тот, что она делала. Она не снимала, например, фильмов про мошенничество на скачках или про продажу наркотиков подросткам?
— Я же уже сказал вам, мне неизвестно, над чем она работала.
— Работать она начала в сентябре, правильно?
— Да, в конце сентября.
— Когда она работала? Днем? По ночам?
— В основном по ночам.
— Где?
— Я не знаю.
— Кто финансировал фильм?
— Что?
— Кто финансировал его? Несколько минут назад вы сказали, что вы и Прю не купались в деньгах. Разве…
— Я не знаю, кто финансировал. Я уже сказал вам, что мне ничего не известно про этот дурацкий фильм!
Мэтью посмотрел на него.
— Значит, вы исключаете всякую возможность того, что ваша жена работала над чем-то таким, в чем кто-нибудь мог бы усмотреть личную угрозу?
— Я сказал вам, — повторил Маркхэм, — что не знаю, над чем она работала. Мне еще раз повторить? Я не знаю, над чем она работала. И не вижу, каким образом вы сможете мне помочь при таком подходе к делу.
Мэтью продолжал смотреть на него.
— Извините, — произнес он наконец, — это просто моя догадка.
Только через два дня Тик и Моуз смогли разыскать Эмбер Уилсон.
Она по цвету соответствовала своему имени. [6]Это была девушка, которая — или так говорили ее соседи — гордо считала себя «черной», хотя в любой другой стране она сошла бы за белую. То, что называется полукровкой, подумал Моуз, или четвертькровкой, или одной восьмой, или одной десятой, или черт его знает сколько там. То, что его дед в Джорджии назвал бы «загорелой девкой».
Она сидела на подстилке на пляже Сабал-Кей в зеленом купальнике, высоко открывающем ее бедра и низко — ее выдающуюся грудь. Двое белых парней в плавках и майках с эмблемами «Университет Дьюка» перебрасывались диском в десяти футах от нее. Тик и Моуз, одетые по-уличному, направились, увязая в песке, к тому месту, где она сидела, проигнорировав ребят, пытающихся привлечь ее внимание.
— Мисс Уилсон? — спросил Тик.
Она подняла голову. Ее глаза небесного цвета — бледно-голубовато-серые — немного косили на овальном лице с высокими скулами. Моуз пожалел, что это не он ездил с ней в Мексику. Еще он подумал о том, как это Джейк Делани смог отправить ее домой. Вроде бы неглупый парень.
— Спасатель вон там сказал, что вы — Эмбер Уилсон, — сказал Тик, — вы не против, если мы присядем и немного побеседуем?
Тик знал, что она принимает их за полицейских.
— О’кей? — спросил он.
Эмбер пожала плечами.
Они сели на подстилку. Игроки в диск недоумевали: что такого она могла найти в этих двух сопляках, чего не нашла в них? Забрав свою игрушку, они побрели дальше по пляжу.