И Стерлинг не зная, где фильм.
Он думал, что Прю могла хранить его в студии «Энвил», где монтировала фильм.
— Она — законченная стерва, — сказал он, — как долго, она думает, у человека может сохраняться эрекция?
Таким образом, в пять часов вечера после разговора с одним человеком вчера и еще с тремя сегодня Генри влез в «форд», взятый напрокат, нашел телефон-автомат в торговом центре — интересно, какого черта в Калузе так мало телефонов-автоматов, у них что, люди никуда не звонят с улицы? — снова набрал номер Берджеса Диля, и снова он оказался занят.
Пока он ехал по 41-му шоссе в сторону Тимукуэн-Пойнт-роуд, он пришел к выводу, что Констанс Реддинг и Маргарет Диль — одно и то же лицо. Иначе были бы чеки, выписанные на имя Констанс Реддинг. Это скорее всего псевдоним, под которым она снималась в фильме. Но чеки на псевдоним трудно обратить в наличные, поэтому их и выписывали на ее подлинное имя, — Маргарет Диль, не исключено, была связана с Берджесом Дилем (он был указан в телефонном справочнике), чей адрес — Тимукуэн-Пойнт-роуд, 3755.
Или не связана.
В любом случае, подумал Генри, приятная поездка за город не повредит в такой день.
— Ты что, язык проглотила? — спросил он.
Она не ответила. Лежала в своем углу — голая, если не считать сапог.
— Все равно, — сказал он, — что ты сделала со своим языком.
У нее широко раскрылись глаза.
— Никогда не знал, что ты так талантлива, Кошечка.
В сыром холодном помещении тишина.
— Конечно, теперь все это позади, да? Ты никогда ничего подобного не сделаешь, правда?
Молчание.
— Я думал отвезти тебя в Энанберг утром на Рождество и кинуть там на обочине. Думаю, это тебе понравилось бы, Кошечка? Вышвырнуть тебя, как обычную уличную девку, может быть, даже повесить тебе на шею табличку. Как ты думаешь, я так согрешил бы перед Богом? Скажи мне, что ты об этом думаешь?
Молчание.
— В самый раз, ты так думаешь? Выехать туда в полночь, выкинуть тебя рано утром того дня, когда Господь родился и затем умер за твои грехи, Кошечка, за них. Выбросить тебя на обочине, чтобы все видели, в напоминание о том, что ты нарушила заповеди Господни самым гнусным образом, выбросить тебя, Кошечка. Выбросить тебя, голой и опозоренной перед Господом, выбросить на обочине в самом центре города. Смотри, я соберу всех твоих любовников, кого ты любила, и обнажу перед ними наготу твою, и все они увидят ее…
Он посмотрел на нее сверху вниз.
— Посмотри, что я принес, — произнес он, показывая большой нож мясника.
Молчание.
— Ну что ж, о блудница, — продолжал он, — внимая слову Божию. Так говорил Господь. Потому что мерзость разлилась, и нагота открылась через твой блуд с твоими возлюбленными, и со всеми идолами твоей мерзости…
Он провел большим пальцем по лезвию ножа.
— Я буду судить тебя, — сказал он, — как судят женщин, нарушивших узы брака и проливших кровь, и я отдам кровь твою ярости и ревности.
Он кивнул.
— Так усмирю я мою ярость к тебе, и моя ревность покинет меня, и я успокоюсь и не буду больше злым, — он снова кивнул.
На табличке было написано:
«ОРКИДЕЙШЕЗ»
Экзотические орхидеи
Фамилии нет. Никакого Берджеса Диля, как в телефонной книге. Но адрес правильный, на табличке внизу написано: «Тимукуэн-Пойнт-роуд, 3755».
Грунтовая дорога, ведущая в сторону от шоссе. Генри свернул.
Был солнечный день. Мятный джулеп с мартини все еще оказывал свое волшебное действие. Он чувствовал себя настолько счастливым, что едва не запел, проезжая через заросли, похожие на джунгли. Дорога шла вдоль большого озера, извилистая, полная рытвин и ухабов. Генри проехал по ней полмили или около того, пока не подъехал к дому. Наконец-то, подумал он. Оранжерея позади дома, экзотические орхидеи, верно? Небольшое строение из шлакоблоков, похожее на курятник. Он нажал на тормоз, повернул ключ зажигания и вышел из машины.
Он направился к дому, как вдруг дверь строения из шлакоблоков открылась, вышел какой-то человек, похожий на фермера. Высокий, широкоплечий мужчина с мускулистыми руками. Генри подумал, что на вид ему не меньше сорока. Грубое лицо, светлые волосы, рабочий комбинезон надет прямо на голое тело, грязные башмаки. В правой руке он держал окровавленный нож, в левой — окровавленный бумажный мешок. Куровод, подумал Генри, готовит воскресный ужин. Догадка показалась ему забавной, он едва не рассмеялся.
— Мистер Диль? — спросил он.
Человек уставился на него.
Голубые глаза под лохматыми бровями. Загорелое, дубленое лицо.
— Меня зовут Генри Карделла.
Человек никак не прореагировал, лишь продолжал на него смотреть.
— Я пытаюсь разыскать женщину по имени Маргарет Диль. Я звонил целый день и подумал, что лучше приехать самому, — улыбнулся, — вы ее случайно не знаете?
Он все еще находил это довольно смешным. Здоровенный безмозглый куровод стоит перед ним с мясницким ножом в одной руке и с цыплятами на ужин в другой.
— Что вам от нее нужно? — спросил мужчина.
— Вы — мистер Диль, который значится в телефонной книге?
— Что вам от нее надо?
— Если это та женщина, которую я ищу, то я — продюсер фильма, в котором она…
Слова едва успели слететь у него с языка. Глаза мужчины сверкнули. С его губ сорвался крик — смесь боли, ярости и муки. Отбросив окровавленный мешок, он поднял нож.
Черт побери, он идет ко мне! — подумал Генри.
Теперь все это уже не казалось смешным.
— Эй, — сказал он, — послушайте…
Расстояние между ними сокращалось. Человек занес нож над его головой, сверкая глазами.
— Хозяин шлюх! — заорал он. Генри повернулся и бросился бежать.
Он побежал к озеру.
Он внезапно протрезвел.
За спиной он слышал тяжелое дыхание.
И продолжал бежать к озеру.
Увидел что-то, лежащее на берегу, длинное, серое и…
Он замер в смертельном ужасе.
Черт возьми…
Рука опустилась на его плечо. Он почувствовал, что его разворачивают.
— Нет, не надо! — только и успел он крикнуть.
Глава 10
23 марта во вторник в 10 часов утра Синтия Хьюлен зашла сказать Мэтью о том, что она надеется, рождественская вечеринка в их конторе будет на этот раз не такой шумной, как в прошлом году. Синтия — уроженка Флориды, с длинными светлыми волосами и великолепным загаром, который она старалась поддерживать: ни один уик-энд не проходил без того, чтобы она не полежала на пляже или в лодке. Ей двадцать пять лет, работает у них в фирме секретаршей — несомненно, самая красивая во всей конторе. Мэтью и Фрэнк все время советовали ей бросить работу и поступить на юридический факультет. У нее уже был диплом бакалавра искусств Университета Южной Флориды, и как только она сдала бы экзамены, они сразу бы взяли ее в партнеры. Синтия на это только усмехалась и говорила: «Нет, я не хочу больше воевать с учебой».
Она также не хотела больше воевать с шумной вечеринкой. Мэтью в прошлом году рано ушел, поэтому не знал, вылилась ли она в шумную или нет. Но Синтия рассказывала, что в обычное время очень строгие и достойные адвокаты, работавшие здесь (их было четверо, кроме Фрэнка и Мэтью), приняли слишком много, и некоторые из них (двое) забыли, что женаты, и приставали к девушкам. Синтия не возражала против незначительных проявлений нежных чувств, но троим другим девушкам, работавшим здесь, весьма не понравилось, когда за ними гонялись вокруг столов.
— Так что, может быть, вы намекнете им, а то как-то неудобно получается, о’кей?
Вечеринка намечалась на четыре часа дня. Мэтью пообещал намекнуть кому нужно.
Без десяти одиннадцать Синтия позвонила ему, чтобы сообщить, что звонит миссис Холмз из фирмы «Калуза Трэвел».
— Вы собрались путешествовать? — спросила она.
— Она сказала, по какому вопросу?