— Вы так считаете? У меня от ваших слов просто гора с плеч свалилась. — Сэр Генри повернулся к нему. Он выглядел очень усталым, старым и расстроенным. — Я сейчас многое пережил и понял, что не сказал ничего важного. К счастью, опыт приучил меня не болтать попусту. Но до меня дошло, что я поставил вас в очень неловкое положение. Видите ли, когда они задержали для меня поезд в Коачингфорде, и я обнаружил вас в забронированном мной купе, то сразу решил, что вы хотите поговорить со мной наедине. Я просто не представлял, что они специально приставили вас следить за мной, и что нас могут подслушать или будут за нами подсматривать. Честно признаться, я не понял, почему вы себя так вели, хотя это и должно было меня насторожить. Потом, когда мы прибыли и на станции мне сообщили, что поезд обыскивают, я наконец сообразил. Эта пятая колонна невероятно активна. Вы говорите, что его не поймали?
— Пока нет.
— Так, значит, поймают, — удовлетворенно произнес сэр Генри. — Там замечательные люди. Может быть, сейчас они уже вышли на его след.
— Более, чем вероятно, — рассеянно отозвался Кэмпион. Он с трудом мог собрать факты воедино, даже сейчас, когда ему подали их на блюдечке, но попытался принять их, не задавая вопросов. Предстояло еще очень многое сделать, а времени было в обрез.
Очевидно, сэр Генри не привык совершать ошибки. Поэтому он сразу же выдвинул аргументы в свою защиту.
— Обычно после встречи Мастеров я ночую в городе, — объяснил он, — но обстоятельства сложились так, что мне нужно было немедленно вернуться в Лондон. Питер Летт позвонил на станцию и забронировал Для меня купе. Мы задержались в дороге, и когда я добрался до платформы, то увидел, что поезд вот-вот тронется. Они задержали его для меня, но объяснять причины мне было некогда. Я понятия не имел, что вы в купе, пока не столкнулся с вами. Конечно, я вас сразу узнал, но не смог разобраться во всей этой ситуации. Я слышал от моих друзей Мастеров, что вы в городе, и попросту подумал, что вы собираетесь сказать мне несколько слов. Теперь вы видите, как обстояло дело?
— Да, — ответил Кэмпион. — Именно так, — добавил он, помолчав минуту. Мастера, надо полагать, не слышали о нападении на Хатча и, следовательно, сидящий рядом человек ничего не знал об эпизоде в госпитале Сент-Джуд. — Я хотел встретиться с вами, — быстро сказал он, — чтобы поговорить об Энскомбе.
— Об Энскомбе? — сэр Генри помрачнел. — Бедняга, — произнес он. — Я, конечно, услышал о нем сразу же по приезде. Что вы хотите узнать?
— Почему до самой смерти Энскомб боялся к вам прийти? Почему он превратил все свои средства до последнего полпенни в наличные, продолжая колебаться и размышлять, стоит ему идти к вам или нет?
— Неужели? — сэр Генри удивился, но не растерялся. — Он был глуповат. Разумеется, я знал его долгие годы. Он был слишком ничтожен для своих обязанностей. В этом слабость всех унаследованных должностей. Старый Энскомб вполне годился бы на место секретаря в крикетном клубе или, может быть, церковного старосты. Я всегда понимал, что с собственными деньгами у него туго. Все могло быть в порядке, но его отец на посту Секретаря валял дурака, заложил свое состояние, и детям досталось очень скромное наследство. Сам Энскомб оказался еще неосмотрительнее. Между нами говоря, мы его все время субсидировали, но в конце-концов были вынуждены прекратить. Так он превратил свои гроши в наличные? Что же он собирался делать? Рассчитаться с местными кредиторами?
Кэмпион покачал головой.
— У его сестры другое мнение, — сказал он. — Она полагает, что с его стороны это был какой-то жест отчаяния. Она назвала это «искуплением».
— По отношению ко мне? Неужели? Зачем? — Любопытно, что это предположение не показалось сэру Генри совершенно фантастическим. — Я вижу, что вы не понимаете, — проговорил он. — Секретарство у Мастеров не столь уж ответственный пост. Скорее это просто звучное название. Секретарь — это, как бы поточнее выразиться, — что-то вроде распорядителя в клубе или эконома. Контора у него была довольно современная. В основном он занимался присмотром за помещениями. Меня не удивило, если бы мне сказали, будто Энскомб что-то натворил. Он был на редкости глуп. Знаете, такой театрально-истерический тип. Как вы полагаете, что он наделал? Украл фунт-другой из ерундовых фондов?
— Нет. Я так не думаю. Мисс Энскомб заподозрила, что он разрешил использовать пещеры Лошади для контрабанды.
— Неужели? Я не могу в это поверить. Это было бы святотатством. Нет, я отказываюсь даже думать об этом. Мне кажется, я знаю, откуда пошли такие разговоры. Я что-то слышал. Что же это? Летт упоминал мне об этом. Я думаю, что большая часть винных запасов появилась в Лошади накануне войны. Нам предпочли товаром возместить сумму, полученную от продажи нашей доли рейнских виноградников. Мы не могли получить от Германии деньги и решили взять ящики с вином в качестве эквивалента. Я не знаю всех фактов. Вам о них может рассказать наш Казначей. Вероятно, Энскомб отвечал за хранение винных запасов. Именно этим он и занимался. Он не имел отношения к главной задаче Братства.
— К какой?
— Благосостоянию нашей страны, молодой человек. — В его полном странного благородства ответе не слышно было и нотки напыщенности.
Кэмпион снова проникся симпатией к осторожному старику с его собачьей преданностью и частыми проявлениями бессознательного патриотизма.
— Наше основное дело — Институт, — добавил сэр Генри. — Это великое национальное достояние.
— Национальное?
Старик улыбнулся с чуть заметным пренебрежением.
— Мастера Бридж — это нация, — произнес он, словно не сознавая собственной наивности. — Они типичны в лучшем смысле слова. Вы хотите спросить что-то еще?
— Да. — Это должно было произойти теперь или никогда, а почва по-прежнему оставалась очень зыбкой. — Расскажите мне о Протоколе Пятнадцать?
Как только вопрос сорвался у него с языка, его охватило тревожное предчувствие, и он увидел, как в проницательном взгляде сэра Генри проступило изумление.
— О Протоколе Пятнадцать? — неуверенно произнес старик. Казалось, что он был удивлен и несколько задачей. — Не знаю, могу ли я сказать что-то новое, до сих пор неизвестное вам, — промолвил он наконец. — Завтра о нем услышит весь мир, во всяком случае, я на это искренне надеюсь. Что же касается деталей для общества, то я понимаю, вы один из немногих, знавших о нем с самого начала. Чего вы хотите от меня? Финансовых подробностей предстоящего займа? Канцлер Казначейства разъяснит их по радио завтра вечером.
— Почему заем называется Протоколом Пятнадцать? — рискнул он задать вопрос.
— О, я вижу, что вас волнует. Это способно смутить. — Сэру Генри явно стало легче. — На самом деле никаких сложностей тут нет. У оборонного займа имелось свое название Пятидесятая победа. Протокол Пятнадцать просто скрывал план его представления. Решили, что мудрее будет сохранить его в тайне, пока он является новинкой, как составную часть общей программы, и потому он прошел под своим собственным номером в повестке дня на заседании Кабинета, и был там одобрен. Впрочем, это не мое дело. Если вас интересуют подробности, я могу познакомить вас с более осведомленными людьми.
— Не стоит, — с отчаянием в голосе сказал Кэмпион, — я хотел узнать, важно ли все это, я имею в виду, — торопливо добавил он, заметив недоумение в глазах старика, — оценку каждого его аспекта сейчас, в данной ситуации. К чему он приведет?
— Мой дорогой мальчик, — лицо старика вновь помрачнело. — Его успех настолько необходим. Хочу думать, что прежде я никогда не употреблял подобных выражений. Они банальны и не выражают сути. У нас не должно быть никакой задержки в сборе денег. Мы уже дошли до края пропасти, и мне страшно за этим наблюдать, а когда речь идет о деньгах, я не трус. Я обращаюсь к вашему здравому смыслу. Смогли бы мы отважиться на такой огромный и решающий проект, означающий, что вся Британская империя превращается в акционерное общество и обратиться к каждому налогоплательщику с просьбой вложить в это общество все свои средства, если бы не считали его жизненно необходимым? Формы, в которых это должно осуществляться, практически говоря, сулят нам многое. Я не могу подобрать для них других слов. Мы бросились в воду. Только вера в человека толпы позволит нам выплыть.