На следующей странице, прямо напротив обозначенных в ней трех дней были крупно написаны два слова «Протокол Пятнадцать».
Кэмпион присел. Загудел поезд. Он ощутил усталость и пустоту. Если пятнадцатое не число, значит, спешить некуда. Однако, пока он разглядывал страницу, перед его глазами стояли три отпечатанных числа. Шестнадцатое? Семнадцатое? Восемнадцатое? Которое из них? Ни то, ни другое, ни третье или все они?
Разочарование и горечь снова вернулись к нему, и их груз был тяжел, почти невыносим. В миссии Уивера Би обнаруживалось больше смысла, и она показалась ему гораздо серьезнее. Но само по себе Пятнадцать оставалось тайной. «Протокол Пятнадцать» мог означать все, что угодно.
Мисс Энскомб поднялась с кресла.
— Где Энни? — поинтересовалась она, глядя на Аманду.
— Ждет вас в соседней комнате. Вы уверены, что она сможет проводить вас домой?
— Дорогая, Дай Бог, чтобы она вас не услыхала. — Кончив говорить, старая дама рассмеялась. — Энни — моя горничная. Теперь я считаю, что она также мой страж. Она сумела передать вам мою записку, мистер Кэмпион?
— Что? О, да, наверное. Великолепно. Так это ваша горничная? — Кэмпион говорил, не думая, силясь преодолеть овладевшую им тревогу и сосредоточиться. — Боюсь, что такой способ связи показался ей непривычным, — смущенно прибавил он.
Мисс Энскомб похлопала Аманду по руке.
— Вовсе нет, — неожиданно заключила она. — Ведь сейчас и время необычное. Мы не слепые. Не стоит придерживаться условностей в мире, где все стало вверх дном. Когда улицы превращаются в бойню, нужно идти, приподняв юбку. До свидания. Не знаю, смогла ли я вам помочь, но по крайней мере, теперь моя совесть чиста, и я не стала рассказывать об ошибках бедного Роберта полиции.
— Подождите, — Кэмпион все еще держал блокнот в руках. — Кто такой сэр Генри Балл?
Обе женщины изумленно воззрились на него. Мисс Энскомб не могла пройти в себя от удивления.
— Сэр Генри консерватор и один из семьи Тей, — ответила она. — В настоящее время он Главный Мастер Бридж и младший лорд Казначейства.
— Не прикидывайся, тебе это все известно, — подбодрила его Аманда. — Кроме того, мы встречались с ним на свадьбе твоей сестры.
14
Проводив мисс Энскомб и ее горничную, Аманда вернулась в комнату. Она плотно прикрыла за собой двери.
— Ну что с тобой такое? — требовательно спросила она.
Кэмпион виновато поглядел на нее и встал, надеясь избежать дальнейших расспросов.
— Со мной все в порядке. «При южном ветре я способен отличить сокола от цапли».
Цитата выскочила из каких-то дальних тайников его сознания вне всякого контекста, и он сам услышал эти слова едва ли не впервые. Теперь они для него ничего не значили и, сказав их, он искренне удивился.
— Ну, хорошо, — соглашалась Аманда. — Зачем тебе было надевать дурацкий костюм, это ошибка, — добавила она, взяв его кепку с козырьком. — Я же предупреждала, будь поаккуратнее. Старушки вроде нее ценят стиль. Я думала, что это тебя насторожит.
— Да, я вижу. Виноват. Мне и в голову не пришло принять эти слова в буквальном смысле. Я, знаешь ли, не понял, что эта записка от тебя.
— Ты?.. — Она резко повернулась и в упор посмотрела на него. Он не разобрал, какое у нее выражение лица. Она была, конечно, поражена, но в то же время и обижена. — Но мы же говорили на этом языке много лет, — наконец призналась она.
— Да, — в ужасе подтвердил он, заметив подвох. — Да, конечно. Но я забыл.
Он ждал, что она на него рассердится. Так на ее месте поступила бы всякая женщина. Он был благодарен себе, что сказал ей об этом прямо. Его пугали ее проницательные, молодые глаза. Сейчас он в ней крайне нуждался, что вообще не соответствовало его характеру. Его нельзя было назвать человеком, не способным обходиться без чьей-то моральной поддержки, разве только теперь, в этой ужасающей тревоге.
Узнав правду о нем, она стала бы опекать его с великодушной готовностью, движущей силой ее натуры. Она была бы так добра, так внимательна. Жалость, мерзкая, унизительная, подчеркивающая слабость, жалость! Тошнотворное сострадание! Его душу выворачивало наизнанку от предельно ясного понимания собственной второсортности.
Его решимость любой ценой удержать Аманду исчезла, когда он понял, во что это ему обойдется. Сохранить ее преданность было бы вполне допустимо и даже приятно, но красться тайком, пресмыкаться и гнуснейшим образом выторговывать свою долю, это уже слишком. До такого он еще не дошел.
Он снова поглядел на нее из противоположного конца комнаты. Она по-прежнему сидела в кресле, облокотившись, и казалась совсем девчонкой. Короткая юбка открывала ее колени, а тонкие руки были сложены на груди. Она улыбнулась ему.