В царском окружении понимали, что дальнейшая проволочка в удовлетворении просьб Хмельницкого о принятии его с войском в московское подданство, толкнет гетмана на союз с Османской империей, посол которой прибыл в Чигирин еще весной 1653 года, и в таком случае казаки вместе с турками и крымской ордой станут непосредственной угрозой южным границам государства. Учитывая традиционно напряженные отношения с Речью Посполитой и Швецией, геополитическая ситуация для Москвы при этом сложилась бы крайне неблагоприятно. Медлить же дальше было нельзя, так как турецкая дипломатия в последнее время активизировали свою деятельность. Утверждения поляков о том, что Хмельницкий принял, или готов принять ислам ( во всяком случае, перейти в турецкое подданство), имели под собой почву. Даже посольство Бутурлина в Переяславле в январе 1654 года гетман встречал в турецкой одежде, подаренной ему султаном, лишь накинув поверх нее шубу- подарок русского царя. Этот факт был сам по себе глубоко символичен ибо наглядно показывал, как потомок польского шляхтича, став украинским казаком вынужден метаться между православием и исламом. И не в силу двоедушия или лукавства, а исключительно в связи с тем, что так для него сложились обстоятельства.
В случае же положительного решения вопроса с Малороссией Москва получала надежного союзника в лице Богдана Хмельницкого, войско которого при необходимости могло насчитывать и несколько сотен тысяч человек. Таким образом, о безопасности юго-западных границ Московской державы можно было не беспокоиться, а царские войска получали возможность сосредоточить свои усилия на смоленско-вильненском направлении.
О подготовке войны с Речью Посполитой в Москве не скрывали. Царь Алексей Михайлович, делая смотр своим войскам на Девичьем поле 28 июня 1653 года, выступил перед ними с речью ( через думного дьяка), в которой указывалось на неизбежность скорой войны. 28 октября в Успенском соборе царь объявил: " Мы, великий государь, положа упование на бога и на пресвятую богородицу и на московских чудотворцев, посоветовавшись с отцом своим, с великим государем, святейшим Никоном патриархом, со всем освященным собором и с вами, боярами, окольничими и думными людьми, приговорили и изволили идти на недруга своего, польского короля...".
Одновременно с этим активизировалась и дипломатическая активность Москвы. Царские послы побывали в Лондоне, Париже, Стокгольме и Вене с разъяснением политики Московского государства в отношении Речи Посполитой.
В начале 1654 года война Польше была официально объявлена и началось выдвижение войск. 27 февраля выступил в Вязьму боярин Далматов-Карпов, 17 марта в Брянск отправился князь Алексей Никитич Трубецкой, в мае в поход в направлении Смоленска выступили главные силы во главе с самим царем Алексеем Михайловичем .
Однако, пока царь только собирался выступить в поход, поляки во главе с Чарнецким ранней весной уже вторглись в Подолию и на Брацлавщину. По пути их продвижения все местечки, села и слободы превращались в руины. В захваченном Немирове несколько сотен людей укрылось в каком-то подвале и задохнулись от дыма при пожаре. В местечке Ягубцы население выступило на защиту города и примерно 4000 человек полегло на его валах. Поляки осадили Брацлав, но он упорно оборонялся, и осада успеха не имела. Войска Чарнецкого намеревались штурмом взять Умань, однако полковник Иван Богун, возглавивший оборону города, успел выстроить сильные фортификационные сооружения, сквозь которые поляки пробиться не смогли. В свою очередь казацкая пехота, скрываясь за шанцами, вела губительный огонь по тяжелой польской кавалерии и драгунам. Столь упорная оборона Умани вынудила Чарнецкого 4 июня снять осаду города, прекратить дальнейшее наступление, а затем, как и в прошлую военную кампанию, вовсе покинуть Малороссию, не достигнув поставленных целей.(1)
(1)Но все это было несколько позже, в то время, когда Войско Запорожское "с городами и землями", которые получили название Малой Руси, перешли под царскую руку и таким образом часть русского народа, находившаяся под польским владычеством, соединилась с большей его частью, то есть Московским государством. Поэтому все мифы о воссоединении Украины с Россией не более, чем вымысел, получивший распространение ( вопреки исторической правде и здравому смыслу!) в советский период и поддерживающийся сегодня националистами всех мастей на Украине и в России. К таким же мифам и легендам относятся сказки о некоем "переяславском договоре" или " соглашении".
На самом деле 8 января 1654 года Бутурлин объявил собравшимся в Переяславле представителям Войска Запорожского монаршую волю о том, что по просьбе гетмана московский государь принимает его с Войском Запорожским под свою руку. При чем сразу было четко оговорено, что теперь население Малой Руси должно принести присягу на верность царю, но тоже в одностороннем порядке. С момента принятия этой присяги, Малая Русь ( но никакая не Украина, как государство, которого и в помине в то время не было) стала входить в состав Московского государства. Никаких специальных актов, договоров или иных условий в Переяславле в январе принято не было. Имелось решение царя Алексея Михайловича, односторонний акт монаршей воли, основанный на решении земского собора, который был реализован. Уже позднее в феврале -марте царь также в одностороннем порядке объявил т.н. "статьи Богдана Хмельницкого" относительно привилегий и льгот малороссийским казакам. На их основании в первые годы Малая Русь получила относительную автономию под гетманским управлением, которая уже в начале 60-х годов ( при Юрии Хмельницком) была значительно ( если не полностью) ограничена.
Серко сразу после Переяславской рады отправился на Сечь. В этот раз Верныдуб с ним не поехал, решив повидать родных. Расставаясь, они договорились о том, что встретятся на Запорожье позже, но обстоятельства сложились таким образом, что все пошло не так , как предполагалось.
Глава вторая. Мотря.
Как обычно, казаков на Сечи зимовало мало, а из его куреня они почти все разбрелись по паланкам. Отчитавшись перед кошевым о результатах Переяславской рады, Иван, предоставленный сам себе, решил съездить на Дон, благо зима выдалась не слишком суровой. Все же он решил добираться туда не по прямой дороге через Самару и Конские воды вдоль Днепра, а сделать небольшой крюк на север с выездом на старую полтавскую дорогу, по которой когда-то впервые попал на Дон. Путь таким образом удлинялся на сотню верст, но зато было меньше шансов нарваться на какой-нибудь бродячий отряд татар. Торопиться ему особо было некуда, поэтому только к концу четвертых суток он оказался в Мерефе, бывшем хуторе беглых поселян с правой стороны Днепра, который теперь разросся до небольшого городка. Знакомых здесь у него не было, но не ночевать же на улице и Иван постучал в ворота одного из домов, из окон которого пробивался слабый огонек свечи. Дверь дома открылась и на резное крыльцо вышла женщина в наброшенном на плечи полушалке.