– Карин! – Майра продолжала колотить в дверь. – Что за шутки?
Ох, вдруг ей надоест, и она уйдет?!
Я вылетела из-под одеяла, как укушенная, и во все горло завопила:
– Мия-а-а-а-а-у-у!
– С ума сошла! – взвилась Майра.
За окном светало, а у нас давно условлено, что обращаюсь я только в темное время. Соседи думают, у Эльсов живет кошка Ночка, которая гуляет под луной, а днем отсыпается за печью.
– Прекращай балаган! Мама с тебя шкуру спустит!
Я кричала и скреблась в дверь изо всех сил, наплевав на саднящие когти и ободранные подушечки лап, и Майра наконец сообразила:
– Ты что, не можешь стать человеком? Свяна милостивая!.. Подожди, сейчас маму позову!
Мама сперва долго бранила меня срывающимся голосом, потом хотела ломать дверь – заперто-то изнутри на задвижку. Но Майра спросила, не смогу ли я выйти, как вошла, через балкон («Мяукни, если да!»), и побежала отпирать заднюю дверь.
Дальше – каменный пол кухни вместо листа бумаги, печная зола вместо карандаша… Я давно забыла, как в детстве училась писать и как трудно рука привыкала выводить верные палочки и закорючки. Кошачья лапа для этого приспособлена еще хуже. Но с восьмой, кажется, попытки мне удалось изобразить что-то похожее на «Льет».
– Кавалер Льет?! – у мамы кровь отлила от щек. – Он знает, что ты оборотень?
Он, может, и нет. А вот старуха…
«Ведьма при нем» – кое-как накалякала я.
– Что за ведьма? Агда? Нет, не Агда! Конечно, нет… – мама никак не могла справиться с паникой. – Она… знает, кто ты?
Я покачала головой. Хотя поди ее разбери, эту дазскую ворожею. Вдруг она умеет заглядывать в Небыль и видела там мое человеческое тело?
Хотелось верить, что мама сообразит, как его вернуть. Она была оборотнем на десять лет дольше меня. Может, бабушка ей что-нибудь рассказывала.
Но мама понуро опустилась на табурет у печи. Трещали дрова, за решеткой заслонки жарко краснели угли, по полутемной кухне, не успевшей толком прогреться, плыл запах сосновой смолы. А мама сжимала руки и шепотом перебирала имена богов, словно не могла решить, к кому воззвать.
– Льеты скоро придут, – напомнила Майра.
Мама вскочила с явным облегчением.
– Карин! Жди здесь. Нам надо подготовиться. Платье из зала вчера так и не убрали!
Я кинулась ей под ноги, вынуждая остановиться. Потом сунула лапу в совок с золой и торопливо написала слово «Обман».
Объяснять, что задумали наши несостоявшиеся заказчики, пришлось долго.
Майра задохнулась от негодования, у мамы гневно засверкали глаза. Куда подевались вялость и безволие!
– Так! Давай-ка спрячем платье. Скажем, вчера после них приходили, купили готовое за пять… нет, шесть тысяч марок! Не обессудьте, благородные господа, задатка вы не оставили, мы вам ничем не обязаны.
– Мама, – Майра нерешительно тронула ее за рукав. – Может, лучше сторгуемся? Отдадим им платье, пусть расколдуют Карин.
Мама повернула к ней голову – резко, как хищная птица:
– Только не вздумай первой предлагать! Если это их рук дело, если они знают, то сами заведут разговор. А если нет… Ты представляешь, что будет, если станет известно, что мы укрываем оборотня?
Меня сдадут жандармам, вызовут секача… или станут использовать в грязных делишках. Говорят, такое бывает: оборотней принуждают шпионить для короны, если раньше не приберут к рукам богатые интриганы или бандитские главари.
Ателье госпожи Эльс в любом случае рискует потерять клиентов.
И все же…
– Карин, из кухни ни ногой, – мама послала мне испепеляющий взгляд. – Услышишь, что идет чужой – прячься! Майра, покорми ее и быстро в зал. Посмотрим, что скажут Льеты.
Мы с Майрой попили чаю – она из чашки, я из блюдца – и съели по куску вчерашнего пирога с рыбой; в куске Майры было больше теста, в моем – рыбы.
В печи мы не готовили: для этого у нас имелась чугунная плита фирмы «Гентер». Дров она ела мало, нагревалась быстро. А печь топили для тепла. Когда Майра убежала маме на помощь, я забралась в устье и устроилась лицом к двери. Кухню от приемного зала отделяли мастерская и два коридора, но, когда придут Льеты, я услышу. И если мама не заговорит с ними обо мне, сама явлюсь в зал!
За окном становилось все светлее, время шло, а наши коварные заказчики не спешили.
Может, старуха уговорила Агду-Эмку плюнуть на фасон и довериться вкусу госпожи Кольд? Может, они сейчас грузятся в сани, чтобы укатить в сторону столицы… Тревожные мысли так и роились в голове. Но камень подо мной прогрелся, глаза после тяжелой ночи закрывались, и пирог в животе нашептывал, что стоит немного вздремнуть. Я незаметно соскользнула в полусон и там, в белой мути, куда-то бежала, карабкалась, искала что-то…