Владыка зимы потчует меня творожком — подумать только!..
— Незадолго до моего приезда, — продолжал рыжий Белый Граф, — у ворот приюта умер старый волк. Его шкура была желтой и облезлой, но я не стал отказываться. Мне было всего двадцать два, и я подумал, что доха из полярного волка придаст мне солидности.
Он явно соскучился в одиночестве и был рад слушателю, пусть и безответному.
— Всю зиму я держал шкуру на снегу, на морозе, напитывал силой, пока она не ожила и не заблестела. Летом блеск тускнеет, зимой возвращается. Но сейчас не то, сам видишь.
Я не видела. По-моему, шуба была великолепной! И жаркой, как печь. После еды клонило в сон, и под негромкий голос графа я позволила себе задремать.
Когда открыла глаза, показалось, что ветер снаружи стал тише. Столик с закусками исчез, а мой высокородный попутчик читал книгу.
Какой он все-таки рыжий. Летний. Даже кожа легкого коричного оттенка. Не потому ли новый Белый Граф плохо справлялся с морозами, что еще не стал человеком зимы? Белого в нем всего одна прядь. Может, с годами весь побелеет — и глаза сделаются синими.
Стало любопытно, что он читает. Я перепрыгнула на графский диван и сунулась под руку, держащую книгу, чтобы увидеть название. Даниш-Фрост погладил меня. Мр-р-р…
— Пахнет мышами? — спросил он, наблюдая за моими усилиями. — Ты, я смотрю, любознательный мальчик.
Он показал мне обложку.
— Зан Носса, "О людях и богах". Слышал о Зан Носсе? Загадочная личность. Некоторые утверждают, что под этим именем скрывается женщина, причем иностранка, — Даниш-Фрост подмигнул мне. — Но этот Зан Носса очень неплохо знает ригонский. Как считаешь?
Он открыл книгу и прочел:
— "Споры о природе богов идут не одну сотню лет. По этому поводу написано много трактатов и пролито много крови.
Я утверждаю: богов как таковых не существует.
Но кто, спросите вы, благословляет наших детей, отвечает на наши молитвы, является нам в Ночь Всех Богов?
Я отвечу: хранители силы.
А вернее — хранилища, одушевленные нашим самообманом.
Мы отняли силы у природы, но побоялись взять на себя ответственность за обладание ими. Вместо этого мы придумали богов, вдохнули в них жизнь своей верой и слабостью. Переложили свое бремя на их плечи, тем самым вручив им власть над собой и своими природными талантами".
Граф усмехнулся.
— Как ты понимаешь, ули не в восторге от таких рассуждений. Особенно, ули Двуликого. Я тоже не поклонник этой Занозы. Но в чем-то с ней соглашусь.
Он отложил книгу и посмотрел в окно.
— Я знаю, почему она больше не говорит со мной. — Стало ясно, что сейчас он вовсе не о Зан Носсе, и это уже не шутка. — Потерять веру в себя, потерять силу… это и означает потерять своего бога.
Но… Разве не богиня зимы послала его спасти меня? Как жаль, что нам нельзя поговорить!
Граф снова погладил меня, почесал за ухом и оставил руку на холке. Непозволительная вольность. Но не бить же человека по лицу когтистой лапой за то, что он счел себя вправе приласкать кошку? Я спрятала смешок за коротким "мр-р" и прикрыла глаза, раздумывая о том, что прочел мне граф — и о его собственных словах.
Вспомнился дед Полкан.
Он пережил бабушку на шесть лет и с охотой учил меня всему, что знал и умел. Больше у него никого не было и поговорить по душам, кроме меня, тоже было не с кем. "Мы с тобой, Карин, как кошка с собакой, сиречь псом", — шутил он.
А вечерами, пропустив кружку пива, любил пускаться в рассуждения:
"Магия, Карин, бывает разная. Это владыки стихий решили, что их магия настоящая и законная, а все остальное не в счет или вовсе — зло. Только их-то сила заемная, взятая у богов. А боги, как дали, так могут и забрать. Мы же, оборотни, сами богам под стать, ходим в высшие миры. Ха-ха! Я вот тут подумал. Может, и боги так умеют, только наоборот — приходят из своего мира и гуляют среди нас, котами или собаками", — он захохотал, довольный своей выдумкой.
"А может, и людьми?" — предположила я тогда.
"Может, и людьми…"
— Что-то я устал, — пробормотал граф.
Он дернул витой серебряный шнурок, и в перезвон конских бубенцов — там, снаружи — вплелось басовитое дон-дон-н-н.
Карета встала.
Слышно было, как скрипит снег, ржут кони, грузно брякает крышка каретного ящика.
— Не бойся, — сказал граф. — Это Сельфан, мой кучер. Сейчас даст лошадям корм, укроет и придет к нам греться.
Немного погодя в карету и впрямь без церемоний влез безбородый, румяный от мороза парень. За дверью вьюжило, но внутрь ветер не задувал. А кучер, хоть и окутан был морозным духом, не принес с собой снега. Вот что значит путешествовать с Белым Графом!