— Но я не запомнила! Там сложно…
— Тю! Пойдешь завтра на примерку, все рассмотришь как следует, пощупаешь, а потом скажешь, что тебе разонравилось. А ты, — обратилась старуха к Льету, — дашь им сотню за труды, пусть радуются. С таким женихом негоже у всякой деревенщины свадебный убор шить…
Я от возмущения чуть с карниза не свалилась. У деревенщины?! Да у нас баронессы платья заказывали! Два раза. И маркиза один раз… чуть не заказала.
— С таким женихом разориться недолго, — насупился Льет.
— Это верно, — согласилась старуха. — Мог бы раскошелиться на платьице-то, сделать невесте подарок. Хоть бы в гости пригласил, приличия ради. Ты же ему весточку послал?
— А как же! Загодя, — кавалер фыркнул. — Едем, мол. Везем будущую супружницу вашу к Свену и Свяне за благословением… Эмка, ты чего?
Барышня, как бы ее ни звали на самом деле, села столбиком и слушала их разговор, бледнее снега за окном, а потом вдруг заревела полный голос. Коробочка-игрушка отозвалась поросячьим визгом.
За этим переполохом было не слышно, что говорят кавалер (если он кавалер, конечно) и таинственная матушка. Вернее, не говорят, а кричат. Когда старуха несильно шлепнула барышню по щеке и та умолкла от неожиданности, голос Льета прогремел, как пушечный залп:
— Не реви, дура! Все к лучшему!
Барышня всхлипнула:
— Куда же к лучшему? Он меня больше не любит!
— С чего ты взяла?
— Любил бы, не отдал этому…
Она опять заплакала. Коробочка, как видно, откликалась только на ее голос, и сейчас разразилась громким кудахтаньем.
Старуха пересела на диван, обняла барышню и, склонившись к самому ее уху, принялась уговаривать. До меня долетали обрывки слов и фраз:
— Кто ты сейчас? Никто! А будешь…
— …он должен жениться, сама знаешь…
— …ничего не значит…
— Но он будет с другой! — барышня заливалась слезами, коробочка квакала лягушкой.
—…одну ночь… ничего, переживешь…
—…снадобье… сразу понесет…
— …а будешь замужем…
— Но я не хочу, чтобы меня касался другой! Я этого не вынесу! — под совиное уханье барышня заломила руки.
—…и не надо… сварю такое… лишит мужской силы…
Ого, да тут целый заговор!
— Правда? Так можно? — опухшее от слез личико просветлело, но сейчас же опять сморщилось. — Она родит ему сына, и он полюбит ее…
— Не родит! А если родит, то девочку, уж я позабочусь, — старуха повысила голос. — Нашла о чем печалиться.
— Я отдала ему все, — пискнула барышня, шмыгая носом. — Он обещал любить меня вечно…
Зловредная коробочка закричала болотной выпью. Так громко и жутко, что я невольно подпрыгнула и заскользила на карнизе, цепляясь, за что придется.
Сквозь стекло долетел старухин ответ:
— Он и будет любить тебя вечно, не будь я лучшая в Кайлане ворожея и травница!
— Цыц, вы обе! — гаркнул мужской голос.
Я прильнула к щелке.
Свяна, защити!..
Льет, грозный, как палач, шел к окну с ножом в руке и смотрел, казалось, прямо на меня. Неужели слышал, как я тут барахтаюсь и скрежещу когтями? И глаз в щелке заметил?
Все, не гляжу! Нет меня. Вам почудилось, благородный кавалер.
Шаги все ближе…
— Кошка! — прогремело над головой.
Верно, благородный кавалер. Просто бродячая кошка, которая жмется к человеческому жилью. Вы же не станете вскрывать тройную раму, чтобы подпортить шкурку безобидному животному?
И как он только умудрился разглядеть черную кошку в черной ночи сквозь толстый слой изморози…
Мгновение томительной тишины — и шаги стали удаляться.
Я отважилась снова заглянуть в комнату. Льет стоял спиной. А старуха…
Она сложила пальцы щепотью, поднесла ко рту и дунула. Клянусь, в руке у нее ничего не было! Но в воздух сорвалась черная взвесь и тончайшей струйкой потекла к окну.
Я невольно пригнула голову.
Тяжелая рама содрогнулась, сверху посыпалось крошево мерзлого снега.
Не помня себя, я сиганула прямо со второго этажа в самый большой сугроб. Меня завалило, но я подпрыгнула — кузнечик, а не кошка! — и понеслась прочь, не жалея лап.
Не помню, когда в последний раз так быстро бегала и с такой скоростью взбиралась на балкон своего мезонина.
Тут бы в самый раз выдохнуть и расслабиться.
Однако все пошло наперекосяк.
Я оборачивалась с шести лет, и у меня всегда — всегда! — получалось. С первого раза. Без заминок и осечек.
А сейчас — нет.
Небыль отказалась явить себя. Не приняла, не впустила, не откликнулась на зов. Не отдала мне меня — рослую белокурую девушку в свадебном костюме крестьянки из северных областей Ригонии.