Рассмотреть, кто конкретно пришёл в гости, было трудно. Вокруг всё сновали не в меру активные пенсионеры. Выглядело, по правде, так, словно здесь праздновали что-нибудь серьёзное, только Юля ума приложить не могла, что именно.
— Это ореховый, — донеслось с дивана.
— Точно, Андрюша! — обрадовалась Надежда Матвеевна и сию же секунду стянула кого-то с дивана. — Юленька, познакомься, это Андрей, это он устроил нам праздник, новоселье!
— У него грязно, — затараторила Алина Петровна, — и ремонт, потому я предложила пригласить всех ко мне. Андрей, это Юленька, помнишь, я рассказывала тебе?
— Очень приятно, — ласково улыбнулся Яворский. — Сегодня — вечер прекрасных знакомств!
Юлия открыла было рот, чтобы сказать, что они знакомы, но вынуждена была только щёлкнуть зубами. Отвечать весь вечер на расспросы, где, как, при каких обстоятельствах они встретились, почему Андрей об этом не упомянул, какая кошка между ними пробежала, а утром узнать от старушек из соседнего подъезда о своей страшной первой любви, которой, по мнению Яворского, вообще не было… О, нет. Этого Юля не хотела.
— И мне очень приятно, — с трудом сдерживая гнев в голосе, промолвила Лебедева и протянула руку для официального рукопожатия, причём специально так, чтобы Андрей даже не вздумал приближаться.
И что он сделал? Под восторженные ахи и охи этих наседок, облюбовавших местные скамейки, нежно взял Юлю за руку, мазнул пальцами по запястью, коротко поклонился, как тот недоделанный дворянин — в футболке и джинсах, между прочим, — и поцеловал её ладонь.
Юлия с трудом сдержалась, чтобы брезгливо не одёрнуть руку. И хорошо, что сдержалась, потому что смотрели на неё сейчас, как на ту принцессу, обязанную упасть в обморок — надо же, ей нашли не менее прекрасного принца!
— Ты ведь останешься, Юлечка? — тут же принялась за неё Алина Петровна. — Вот, присаживайся сюда, на диване есть свободное место… Чай будешь? А тортик? Конечно, будешь, он такой вкусный…
— Я… — растерялась Юля. — Поздно уже, я на дие…
— Такой хорошенькой девушке не нужна никакая диета, — вставил свои пять копеек Андрей, присаживаясь рядом. — От маленького кусочка торта плохо не станет, я обещаю. К тому же, он совершенно свежий.
Юля не успела и моргнуть, как в одной её руке оказалась чашка, во второй — вилка, на колени ей поставили тарелку с огромным куском торта, между прочим, и вправду вкусного, справа от неё и слева от Яворского уселось по пенсионерке, имена которых Юля с трудом могла упомнить. А Андрей их всех знал, обращался к ним так ласково, словно это были его родные бабушки…
И тут до неё дошло. Яворский всё знал. Он участвовал в этом коварном плане с самого начала, понимал, что её усадят тут, как несчастную пленницу… Они с этим сообществом старых сводниц всё с самого начала продумали, и сбежать теперь отсюда было сложнее, чем из Шоушенка.
А тем временем на самый край дивана устроился ещё и Сергей Васильевич, живший прямо над Юлей, она дёрнулась, пытаясь отпрянуть от Андрея подальше, кусок торта сорвался с вилки и замечательным жирным пятном украсил платье.
— Чёрт! — прошипела Юля. — Это ж теперь не отстирается!
Она никогда не переживала относительно вещей, но сейчас такая смешная мелочь грозилась вывести её из равновесия. Девушка буквально чувствовала, как нахлынули на глаза слёзы, и сцепила зубы, стараясь ничем не выдать неожиданную слабость.
— Не расстраивайтесь, — тут же вмешался Андрей. — Это всего лишь какой-то торт и какое-то платье. Если хотите, я лично сдам его в химчистку, и его тут же приведут в порядок… Позвольте?
Юля беспомощно опустила руки, не поняв толком, что происходит. Куда-то пропала и чашка, и вилка, кто-то унёс тарелку, а у Яворского откуда-то оказалась салфетка, и всё это стало ещё больше походить на подставу. И не успела Лебедева дёрнуться, встать, да что там — возмутиться и воспротивиться! — как он уже осторожно стирал с её платья крошки торта.
…С груди её стирал. И что-то подсказывало Юлии, что салфетка не так уж сильно притупляла чувства. И эта наглая улыбка на губах!
В голову ударило дурное воспоминание. Тогда, впрочем, оно казалось хорошим: выпускной вечер, её, смешно признаться, первый в жизни бокал вина, кружащаяся от непривычки голова, его пальцы, стирающие застывшую в уголке губ алую каплю — и почему-то солёный, морской привкус первого поцелуя, скрытого от чужих взглядов всего лишь собственной беззаботностью и уверенностью в том, что у других есть дела поважнее.
Юля даже не знала, видел ли их кто-то. Да что там: она общаться с одноклассниками из-за этого боялась, ждала, что кто-то вспомнит…
— Я пойду! — вскрикнула она, отталкивая от себя руку Андрея, кажется, всё ещё того восемнадцатилетнего мальчишки, а не взрослого мужчины. — Мне надо привести себя в порядок.
— Да не переживай ты так, Юлечка! — потянулась за нею Алина Петровна. — Отстираешь потом… Посиди с нами, пообщаемся.
— И вправду, — как ни в чём не бывало, промолвил Андрей. — Или, может быть, переоденетесь и вернётесь?
Юля чувствовала, что её загнали в тупик. Но сдаваться так просто — не в её правилах. Расклеилась, вспомнила, как была ничего не понимающей девочкой!
Собственно, как смеялась подруга, ничего с той поры не поменялось, константное положение в определённых аспектах Юлиной жизни — это святое дело.
Но вот в плане понимания Лебедева в себе не сомневалась. Она — умный взрослый человек, умеющий за себя постоять, и уж точно не попадётся на уловки Яворского и этих старых сводниц.
— Я действительно не могу остаться, — строго произнесла она, плотнее кутаясь в шаль. — И мне надо закончить срочный заказ. Увы, Алина Петровна, в капитализме нет понятия фиксированных выходных. До свидания!
Она не стала ждать, пока кто-то — Андрей, кто ж ещё? — вызовется её провожать, и спешно зашагала к двери. Алина Петровна охнула, возмущаясь такой беспардонности, и точно определила тему для будущей беседы, но Юля убежала прежде, чем успела пожалеть о принятом решении, и успела даже захлопнуть за собой дверь квартиры.
— Ненавижу! — прорычала она, когда точно уверилась в том, что никто её не услышит. — Ненавижу тебя, Яворский, ненавижу, ненавижу, ненавижу!
Она даже толкнула ногой ни в чём не повинный ковёр, с которого пулей слетела Лотти.
— Чтоб тебе пусто было! — в воздух выпалила она. — Глаза б мои тебя не видели.
— Мау? — уточнила кошка. — М-р-р-ря?
— Не ты, Шарлотта. Не ты одна существуешь в этом мире, — зло прошипела Юля.
Это было глупо — вымещать свой гнев на животное, но подойти к Лотти и погладить её Лебедева просто не имела сил. Она стянула с себя вконец испорченное платье, раздражённо взглянула на своё отражение, проверяя, не осталось ли жирных пятен ещё и на дорогом белье, переоделась в ночную сорочку и нырнула под одеяло, хотя было ещё совсем рано. Обычно Юля не ложилась раньше двенадцати, а сейчас было только девять, но тянуть не было никаких сил. Больше всего на свете девушка хотела провалиться в сон, а утром понять, что всё это было просто кошмаром, испортившим не всю её жизнь, а одну ночь.
— Мау, — Шарлотта запрыгнула на кровать, села Юле на ноги и тихо муркнула. — Ма-а-ам?
— Иди отсюда, — проворчала Лебедева. — Предательница. Даже ты ему на руки лезешь.
— Мр-р-ру, — презрительно фыркнула кошка.
Но ушла.
Юля натянула подушку на голову и, задыхаясь от жары, задремала хрупким, беспокойным сном…
Глава четвёртая
— Юлечка, сам понимаешь, своевольная девочка, — грустно подытожила Алина Петровна. — Но я была свято уверена, что она задержится хотя бы немного. Хотя бы на полчасика. Вы очень красиво смотритесь вместе.