Наконец, мужчина поднял на меня свои глаза, которые, несмотря на присущую ему неизменную ухмылку, вдобавок выражали то самое чувство нашего с ним партнёрства, до сих пор скрывавшееся лишь в плавных, могущественных переливах его первозданной тьмы, смирившейся с моим существованием поблизости от себя, и весело сообщил:
— Хорошо, Ниса. Будь по-твоему. Может быть, это действительно окажется не так уж и скучно.
Уже через пять минут мы с Раамом вновь очутились на улице, предварительно выставив наружу котов и заперев дверь моей квартиры, чтобы никто из гостей “Кружки” не попробовал случайно в неё вломиться. Демон успел покопаться в моём шкафу и обзавёлся почти таким же плащом, как у меня, по-видимому, являвшимся не то забытым одеянием одного из моих гостей, не то своеобразным трофеем, который я когда-то давно прихватила с очередного задания. Плащ явно был ему коротковат и узок в плечах, однако Раам по какой-то причине не стал против этого возражать, пускай даже ему, в отличие от меня, не нужно было прятать под ним никакое оружие.
Дорога от “Кружки” до рынка была совсем короткой, и несмотря на то, что в городе вовсю бушевал праздник, мы даже не встретили по пути ни единой души: все жители Подбрюшья, которые хотели поучаствовать в фестивале, давно уже находились там, а прочие сидели по домам и отдельным тавернам, по привычке не выползая на улицы ночью без особой нужды. Тем разительнее оказался контраст бесшабашно восторженной рыночной площади с окружающими её тихими и почти что скорбными улочками, когда мы с демоном наконец-то вышли из темноты Валесских переулков, и нас буквально смело волной кричащих и смеющихся людей, во всё горло прославляющих долгожданное наступление лета.
Здесь всё было именно так живо и радостно, как я себе и представляла: яркое, почти слепящее освещение, цветастые флажки и конфетти повсюду, бесконечные палатки и площадки для развлечений, а ещё музыка, танцы, фейерверки и отчаянное, захватывающее до дрожи в коленках веселье, о котором было так приятно вспоминать весь следующий год до его повторения.
Именно такие простые развлечения, лишённые всякой торжественности и бесконечного списка правил, были как раз по мне. И если бы мне вдруг пришлось выбирать между Валесским фестивалем и очередным торжественным балом у графа, я без единого колебания выбрала бы первое, надеясь больше никогда в жизни не посещать никаких официальных приёмов. По крайней мере, уж точно не в роли одного из гостей…
Вокруг всей рыночной площади, как и на любом из прошлых фестивалей, сегодня были расставлены статуи каждого из шести богов, которые будто бы незримо присоединялись к нашему торжеству и вместе с людьми разделяли раскинувшееся по городу веселье. Разумеется, безраздельной властительницей каждого праздника можно было назвать Энолу, покровительницу праздности и отдыха, но и другим богам здесь неизменно находилось место. Каждому — по-своему. Ради Идсига, например, здесь проводились добровольные рукопашные состязания, ради Амелии — конкурсы песен и стихов о любви, и даже ради Агрифа, хоть его почитание не до конца восстановилось после божественной войны, устраивались совершенно безумных размахов игры вроде той же “правды или действия” или “я никогда не”, за честностью которых следили привлечённые жрецы Темнейшего. Так что я даже не удивилась, когда мимо нас с Раамом пробежал совершенно голый парень, прикрывавший своё достоинство внушительным куском сырого мяса, а вслед за ним пронеслась голодная лающая собака, которая прикладывала все свои животные усилия, чтобы отобрать у бедолаги последнюю защиту его и так посрамлённой чести.
Статуя моего бога, конечно, тоже присутствовала на этом празднике среди всех прочих, и я, соблюдая свой привычный ритуал, первым делом отправилась именно в её направлении, увлекая за собой не особо возражавшего этому демона, который пока что занимался лишь только тем, что увлечённо вертел головой из стороны в сторону и чему-то озорно улыбался. Впрочем, когда мы всё-таки подошли к статуе, вокруг которой, кроме нас, не было ни единого человека, и я положила руку на холодный безжизненный постамент, чтобы хоть так прикоснуться к Таящемуся, Раам вместе со мной сосредоточился на скульптуре и для чего-то даже начал ходить вокруг неё, словно пытался внимательно её рассмотреть.
Мне же рассматривать тут было нечего. На меня взирал хорошо знакомый образ Ирры, исполненный из белого известняка: поджарый мужчина, будто бы готовый к выпаду на своего противника, был одет в практичный костюм с поясами для инструментов; его отброшенный на спину капюшон демонстрировал высокий конский хвост, а также открывал глаза и лоб Таящегося, чей хитрый взгляд придирчиво осматривал подходивших к скульптуре посетителей праздника. Нижнюю часть лица и шею бога коварства скрывала плотная маска, не позволявшая полностью рассмотреть его хищнические черты. А ещё…