Когда в телевизоре отговорил матёрый человек, похожий уже на больного голубя в очках, когда пошли мерные удары Спасской башни, Юрий Котельников встал и очень серьёзно, не без торжественности сказал:
– Ну, дорогая Таня, за наше с тобой счастье! С Новым тебя годом!
Выпил полный бокал шампанского опять до дна. Обогнул стол и крепко поцеловал успевшую вскочить Татьяну прямо в губы. (Голова Татьяны – точно отбивалась.) Первый аккорд гимна догнал и ударил его уже на стуле. Ложкой он вывернул из гусятницы большой кусман зайца и кинул на тарелку невесте. Он всё теперь мог! Он был уже достаточно пьян. Да! Всё мог! Он подмигивал невесте. Да!
Потом он вольно сидел на диване, приобняв женщину левой рукой, и смотрел на какие-то музыкальные мелькания на экране телевизора. Он поворачивал голову к невесте за разъяснением. Он уже плохо соображал.
– Юра, ты много выпил. Тебе нужно отдохнуть, – мягко сказала Татьяна.
Жених встал:
– Сейчас…
В ванной он долго держал голову под краном с холодной водой. Заглаживал мокрые волосы ладонями, приходя в себя. Нежно трогал, перебирал новые предметы, появившиеся на его стеклянной полке под зеркалом – футлярчик с зубной щёткой, тюбик пасты и розовую мыльницу. Она пришла надолго, говорил он себе. Она пришла навсегда. Зарывался лицом в её махровое полотенце на хромированной вешалке. Он задыхался от счастья.
В спальню она пришла к нему в простом ситцевом халате, перехваченном в талии поясом. И он опять задохнулся от умиления и счастья.
Она дёрнула ситцевый пояс – раскрыла свое чудное тело. Однако, помедлив, вновь запахнула халат. Попросила его выключить свет. Он удивился – она никогда не смущалась света.
Торопливо потянулся к стене, выключил.
Он долго любил её в темноте, шептал ей нежные слова. Любимая, дорогая, моё счастье. Она молчала. Она была как будто из железа в эту ночь… В какой-то момент ему показалось, что она плачет. Он с удивлением приподнялся. Спросил: почему? Она закрыла ему рот рукой и притянула к себе.
Потом он беспечно уснул, обняв её как землю обетованную. Она плакала, гладила его голову…
Утром на прибранном пустом столе он сразу увидел записку. Схватил:
«Юра! Я больше не приду. Прости меня. Т».
Котельников кинулся в ванную, потом в спальню, в прихожую. Всё исчезло. Зубная щётка, тюбик пасты, махровое полотенце, халат, большая сумка.
Остались мятые простыни на кровати.
Котельников дико смотрел на мутный рассвет, заползающий в комнату.
16. Записки Котельникова
1-е января, вечер… За что?! За что она так меня?! У Кучеренков кричал, размахивал руками. Грозил кому-то. (Кому?) Потом упал на стул и разрыдался. Истерика. Натуральная истерика. Господи, какой стыд! Галя и Николай мечутся, суют какие-то таблетки. Капают в рюмку валерьянку. Николай чуть не насильно вливает в меня стакан водки… Сидел потом за столом как идол, бесчувственный, тупой, заполненный слезами… Бедные Кучеренки. Им-то за что такой новогодний подарок с утра 1-го января?..
11-го января, ночь… Приходила всегда сама. Точно всё время боялась, что я заикнусь о другой встрече. О встрече у неё. Начну допытываться, где она живёт. А потом и вовсе – отрезала: «тебе об этом лучше не знать». Вот так. Для чего тогда приходила? Для физической близости только? Может, я у неё не один такой был? Но на слишком чувственную не похожа. Что же её заставляло встречаться со мной? Исчезать на недели, словно резать всё, и вновь появляться?.. Так и не узнал, не понял. И это сейчас мучит больше всего. Ведь не забыть мне её дельфиньего тела, её ореховых глаз. Всего, что было между нами за все эти встречи. Строил планы, мечтал…
20-го января, днём… В ванной по утрам не могу в зеркале смотреть на себя. Только длинный серый, как слизень, нос на лице остался. Да навек перепуганные, тесно составленные глаза… Господи, ну какая тут любовь! Ну какая тут может быть Татьяна! Она же ничего не оставила после себя! Она тщательно собрала всё в сумку! Наволочки и простыни, которые она привезла с собой из брезгливости – она просто бросила!..
27-января, ночь… Приезжала на неделю мать. Не дождалась в Калуге своего сыночка. «Что с тобой, Юра?» Первый её вопрос. Как вошла, даже ещё не раздевшись. Суетился, не мог в глаза ей смотреть. Что-то бормотал и точно прятался в её вещах у порога. Почти сразу же уехал в университет, хотя нужно было к двенадцати.
Мучительно было видеть каждое утро её тревожные глаза, переживающие за дурака сына. Когда выведала-таки всё – с каким-то даже облегчением воскликнула: «Аферистка, Юра! Зарилась на квартиру! А не вышло ничего – исчезла и адреса не оставила. Ты проверял, всё ли на месте?» Дико хохотал. Эх, мама, мама. Думаю, тут всё совсем не так. «Ну, думай, думай, Юра. Дурень думкой богатеет». Так и уехала домой в твердой уверенности, что сын попался на крючок аферистки.