— А у вас хорошенькая подружка, должен сказать. Я чуть было не взвыл, когда она сунула мне в руку эти бутерброды. Интересно, какое впечатление произвела бы подобная сцена у вас в Германии? — Немного помолчав, Поль продолжил: — А вы выглядите неплохо. Могу понять, что на женщин вы производите известное впечатление... И тем не менее...
В словах Поля звучит осуждение в адрес тех женщин и девушек, которые не смотрят на национальность и форму одежды мужчин, которым отдают свои сердца. Но Блайхеру сейчас говорить на эту тему не хочется. Расставание с Сюзанной было для него тяжелым.
— Поговорим лучше о вас, месье, — обратился он к Полю. — Можете не беспокоиться, пока вы в руках вермахта, обращаться с вами будут вполне прилично.
— А что будет, если меня передадут в гестапо?
Блайхер многозначительно пожал плечами. На эту тему ему тоже говорить не хотелось.
Сотрудник ТПП, сидевший у окна, задремал. Оба унтер-офицера, Хуго и Поль, продолжили свою беседу, понизив голоса. Оба они еще раз пришли к выводу, что эта война — просто безумие. Что касается простых солдат — всех пуалю[4] и томми[5], то она, эта война, должна стать последней.
Немного помолчав, Киффер произнес:
— А я вспоминаю вашу маленькую подружку из Кана. Ведь у нее там было свое кафе. Люди говорили, что она продала его, последовав за своим любимым из числа немецких солдат...
— Этот немецкий солдат — я, — признался Хуго. — Меня беспокоит ее судьба. Ведь из-за меня она пожертвовала всем, а я теперь вряд ли ее увижу.
— Она пользовалась хорошей репутацией и уважением в Кане, — продолжил Киффер. — Ведь городок-то небольшой, и все хорошо знают друг друга.
Они замолчали, прислушиваясь к стуку колес. Время казалось бесконечностью.
— Вы думаете о своей Сюзанне, а я — о Шарлотте, о Шарлотте Буффе, ну да вы знаете... Странно, ведь я во-обще-то не слишком впечатлительный. Дело, видимо, в том, что во всю эту историю она попала из-за меня. Что с ней будет?
— А как поступили бы вы, французы, с немецкой шпионкой? — ответил вопросом на вопрос Блайхер.
Несколько минут Поль помолчал. Когда же заговорил снова, голос его звучал хрипло:
— У Шарлотты было предчувствие, что это произойдет рано или поздно. Но она любила меня. Да и мне она нравилась и очень. Но между этими понятиями — большая разница. Она была совершенно другой, нежели многие женщины и девушки, которые у меня были ранее... — Погрузившись в воспоминания, он замолкает, но затем продолжает: — Все, что она делала, она делала из любви ко мне, но не из чувства патриотизма. И вот теперь я не могу ей даже помочь...
Поль рассмеялся, но смех его был полон отчаяния и са-моиронии.
— Что за бред! Ведь мне предстоят всего два варианта: либо вермахт поставит меня к стенке, либо гестапо отправит на виселицу. Мы, участники движения Сопротивления, знаем, на что идем...
Блайхер задумался, и вдруг у него появляется некая идея.
— А ведь есть и третий вариант, Поль. Во всяком случае, мне так представляется.
— И что это за вариант?
— Ни расстрел, ни виселица, а — плен. Долго эта война уже не продлится, и после ее окончания все смогут отправиться по домам — Шарлотта, вы, двадцать один подпольщик, которые были арестованы позавчера, и другие члены организации «Интераллье», которые будут арестованы на днях...
И Хуго Блайхер ставит свои условия: Поль должен помочь ему разыскать главу этой подпольной организации, который, конечно, будет обезврежен. Этот глава — Валенти или как там его еще зовут!
— Это — единственный путь спасти жизнь Шарлотты Буффе. Цена — Арман Валенти. Полагаю, что такой договор может иметь место, — произносит Блайхер. — Даю свое честное слово!
Поль молчит, лихорадочно размышляя. Ведь дело не окончится только этими двадцатью одним человеком. Некоторые из них заговорят, чтобы спасти собственную жизнь, или из страха перед пытками. За этим последуют новые аресты и новые допросы...
Будет ли он, Поль, предателем, если спасет от смерти многих своих соотечественников? Ведь их посчитают военнопленными. А из плена ему самому удалось бежать, хотя это и было нелегко... К тому же подобный побег члены организации «Интераллье» могут устроить, воспользовавшись первым удобным случаем.
А что Блайхер? Насколько он честен?
Поль еще и еще раз внимательно оглядывает немца, сидящего рядом с ним. Киффер хорошо разбирается в людях и приходит к выводу, что Блайхер прямолинеен и честен и что предложение его не обман.
Так в эту ночь между двумя мужчинами был заключен своеобразный договор, который неукоснительно выполнили обе стороны.
4
«Обросший» — прозвище, которое получили французские солдаты в период первой мировой войны.