Движение машины замедляется. Остаются еще двести, еще сто метров. Матильда в отчаянии произносит:
— Поверь мне, Жан... Пожалуйста, поверь мне... — лепечет она. — Месье Койен даже посоветовал, чтобы я осталась с тобой, потому что ты хорошо ко мне относишься. потому что я обязана тебе жизнью, потому что вы, немцы, победили Францию... Жан, я хотела вернуться к тебе... Он может это подтвердить...
Блайхер не отвечает. И тут же останавливает машину прямо перед гостиницей «Эдуард VII».
«Ну вот и все», — думает «Кошка» и закрывает глаза.
Но Хуго не торопится выходить. Более того, он достает портсигар, предлагает сигареты «Кошке» и Койену, затем закуривает сам, не произнося ни слова, погруженный в свои мысли.
«Стоит ли мне придерживаться «договора», который Матильда нарушила, попытавшись бежать и выдав все Койену? Или же мне надо простить ее, эту женщину, которой я обязан своими успехами, которую ценю и уважаю, и которой глубоко сочувствую?»
— Честное слово французского офицера, — нарушает Койен затянувшееся молчание. Голос его дрожит от нервного напряжения. — Я подтверждаю то, что вам только что сказала мадам Каррэ...
Блайхер делает глубокую затяжку, затем выбрасывает только что закуренную сигарету из окна машины и трогается дальше. Свернув налево, он проследовал мимо станции метро «Конкорд» к Елисейским полям и остановился перед рестораном «Монте-Карло».
«Кошка» от нервного напряжения заплакала: она понимает. что опасность миновала и все будет хорошо. Своей рукой она дотрагивается до руки Блайхера.
— Жан... — шепчет она сквозь слезы, — я никогда больше не буду говорить с кем-либо о тебе!
— Хорошо, хорошо... — бурчит Блайхер. — Не плачь и успокойся!
Повернувшись к Койену, он с легкой издевкой произносит;
— Ну что ж, господа, теперь, пожалуй, можно разрешить себе и по стопочке...
Когда они сели за дальний столик, Блайхер подозвал официанта и сказал:
— Принесите этому господину двойной коньяк. Ему что-то нехорошо.
— И мне тоже, — просит «Кошка».
— Между прочим, месье Койен, — говорит Блайхер. — я читал ваши донесения полковнику Ашару в Виши...
— Вы читали мои донесения? — Койен просто ошеломлен.
— Да. в частности донесения по обстановке. Мы перехватили ваших связников. А написали вы там всякую чепуху. Так, например, вы утверждаете, что оба наших крейсера в брестской гавани готовы к выходу в море. — Блайхер делает глоток из своего бокала. — Конечно, это было бы неплохо. Но, к сожалению, потребуется еще несколько месяцев, пока обе посудины будут в полном порядке.
Хуго с удовлетворением отмечает про себя, что Койен заглатывает его наживку, нисколько не сомневаясь в истинности сказанного. А блеф Блайхера имеет следующую подоплеку. Англичане в последнее время проявляют повышенный интерес не только к новым подземным стоянкам немецких подводных лодок в Сен-Назере, но и к крейсерам «Шарнхорст» и «Гнейзенау». В Лондоне хотели бы знать, когда и в каком направлении они выйдут в море. Из комнаты 55-а «Кошке» поступил соответствующий радиозапрос. У Блайхера появился план, как провести англичан, план, по которому он намеревался внести свою лепту в историю второй мировой войны...
— Вы сегодня узнали от мадам Каррэ кое-какие вещи, которые вам лучше поскорее забыть. — продолжает он после небольшой паузы. — Вы понимаете, что я теперь могу арестовать вас как шпиона и передать военно-полевому суду. Но я хочу сделать вам следующее предложение: дайте мне честное офицерское слово, что будете молчать обо всем.
27 июля 1945 года, во время процесса против «Кошки», на вопрос следователя М.Фужера по этому поводу Анри • Койен показал:
«О том, что мадам Каррэ стала агентом абвера, я в Виши не сообщал...»
Когда Блайхер и «Кошка» наконец оказались у себя, она бросается ему на шею. Ее слезы и поцелуи не дают ему возможности произнести хотя бы слово.
— А ты тоже хорош, — упрекает она своего «Жана». — Ты виноват в том, что я поехала к матушке и потом к Койену. Почему ты меня часто оставлял одну?
— Ты же знаешь, что у меня много работы, — оправдывается Хуго.
— Работы у тебя хватало и раньше, но ты был всегда ко мне нежен и внимателен. Например, тогда, когда я поранила руку бокалом... А сейчас я могла бы сломать себе шею, и тебе было бы все равно....