Быстро темнеет. Курс — на Северное море.
Утром 13 февраля немецкие крейсеры, эсминцы и торпедные катера благополучно входят в шлюзы Брунсбюттелькоога».
Одна из самых рискованных операций на море была успешно и без потерь завершена. Тяжелые немецкие корабли, завязшие в Атлантике, снова оказались в Северном море.
Историки второй мировой войны довольно подробно описали растерянность и запоздалые меры со стороны британского командования, когда были получены первые сведения о выходе в Ла-Манш немецких тяжелых кораблей. Причины этого ими, однако, до конца выяснены не были.
Лишь через многие годы после окончания войны стала известна история передачи Блайхером в начале февраля 1942 года той самой радиодепеши, которая усыпила бдительность британцев. На следующий день после прорыва немецких кораблей через Ла-Манш из комнаты 55-а британского военного министерства в адрес «Кошки» пришла радиограмма с обвинениями в дезинформации. Только тогда Матильда Каррэ узнала, что Хуго Блайхер посылал в Лондон радиосообщение без ее ведома.
Конечно, она была возмущена и буквально рвала и метала от ярости. Были затронуты ее гордость, безграничное честолюбие и тщеславие. Она понимала, что обвинение за эту возмутительную дезинформацию Лондон обязательно предъявит ей. На ее доброе имя, которым она со всей женской непоследовательностью гордилась, брошена тень.
К тому же до ее сознания доходит, что Блайхер не очень-то нуждается в ней: он и без нее добился триумфа.
Так 13 февраля 1942 года между Матильдой Каррэ и Хуго Блайхером возникает глубокая трещина. Именно в этот день она хоронит свою любовь и сознает, что побеждена во всех отношениях: как любительница приключений, как шпионка, как женщина. Из создавшегося положения «Кошка» видит только один выход.
В тот же день Пьер де Вомекур звонит по телефону на квартиру мнимого бельгийца месье Жана. Трубку снимает «Кошка», и Вомекур говорит без обычного приветствия:
— Могу я поговорить срочно с месье Жаном?
— Нет, месье де Вомекур, его нет дома.
— Тогда я прошу вас прийти немедленно ко мне, — и добавляет, пренебрегши осторожностью: — Сегодня ночью прибыл связник. Речь идет о свинстве, о котором вы, я полагаю, читали уже в газетах. Если месье Жана трудно найти, приходите одна. Связник еще у меня, у него к вам имеется целый ряд вопросов.
«Кошка» понимает, что положение очень опасно, садится в свой кабриолет и мчится в бюро Вомекура на Елисейских полях.
Когда она входит в бюро фирмы по экспорту и импорту, Вомекур представляет ее английскому майору Ричардсу, представителю лондонской секретной службы, спрыгнувшему этой ночью на парашюте неподалеку от Парижа и являющемуся не столько связником, сколько судьей и мстителем.
Сохраняя мрачное молчание, он раскладывает на столе привезенные с собой документы, а затем говорит:
— Наряду с вашими донесениями мы получили сообщения от нашего доверенного лица Филиппона, находящегося в районе Бреста. Так вот впервые, за все время нашей работы с вами, мадам Каррэ, ваша радиограмма оказалась, мягко говоря, некорректной, а если назвать вещи своими именами, то катастрофически лживой. Требую объяснений!
У «Кошки» задрожали ноги, и она вынуждена была присесть. Взяв в руки радиосообщения Филиппона, переданные радистом Арсеном Галлем (тексты их подтверждены англичанами и полковником Реми), она прочитала:
«Брест, 6 декабря 1941 года... Шарнхорст, Гнейзенау и Принц Евгений на плаву и готовы выйти в ближайшее время в море...»
«Брест, 1 февраля 1942 года... Шарнхорст и Гнейзенау совершили сегодня выход из порта... точка... Уходят в море предположительно в 11 или 12 часов ночи...»
«Брест, 7 февраля 1942 года... Корабли в полной готовности к выходу в море... точка... Не доверяйте полнолунию».
Дрожащей рукой «Кошка» кладет их обратило на стол. С холодной миной англичанин произносит:
— Мы передали вам, мадам Каррэ, из Лондона эти сообщения в порядке информации для перепроверки. Вам они знакомы?
«Кошка» в полном смятении. Она понимает, что Блайхер не показал ей депеши из Лондона, но не может в этом сознаться, чтобы не вызвать подозрения. Поэтому Матильда, запинаясь, отвечает:
— Да, да, я знаю эти радиограммы. То, что передал Брест, соответствует действительности. Ведь «Шарнхорст» и «Гнейзенау» ушли в море...
— Так, значит, все три радиограммы из Бреста соответствуют действительности, говорите вы теперь, мадам Каррэ. А что же означает ваше сообщение от второго февраля?
Англичанин протягивает ей другой листок бумаги. Она читает, не веря своим глазам: «Париж, 2 февраля. Кошка сообщает: