Филиппов и Арсен Галль арестованы в Бресте несколько недель тому назад Блайхером... точка... Радист Бреста перевербован... точка... Не доверяйте сообщениям из Бреста... точка... В немецких морских кругах бытует мнение, что выход кораблей из Бреста в полночь вряд ли целесообразен, так как крейсера окажутся тогда в дневное время под огнем пушек Дувра... точка... Но и без того выход их в море ранее шести месяцев невозможен.... точка».
— Этого я не понимаю, — запинаясь, произносит «Кошка» в смятении. — Такого сообщения второго февраля я не передавала.
— Так, так, такого сообщения вы не передавали, хотя оно и начинается словами «Кошка сообщает», передано на ваших частотах и вашим радистом, в почерке которого сомнений нет.
— Для меня это загадка, — лепечет «Кошка». — Видимо, это самодеятельность радиста...
— Вот как? Тогда вы, наверное, будете утверждать, что и сообщение от одиннадцатого февраля тоже самодеятельность радиста?
И он протягивает ей еще листок бумаги.
«Париж, 11 февраля 1942 года... Кошка сообщает: дополнительно получены сведения, что Шарнхорст и Гнейзенау в результате попадания бомб выведены из строя не менее как на полгода... точка... Перевербованный радист из Бреста передает свои радиограммы с целью отвлечения английских бомбардировщиков от налетов на города Германии... точка... Бомбардировки Бреста должны вызвать волну ненависти населения против Англии... точка.. Филиппон вместе с Арсеном Галлем содержатся в брестской тюрьме... точка... Арсен Галль работает под принуждением на Блайзера... точка».
Англичанин ударяет кулаком по столу.
— Это вы передали одиннадцатого февраля, то есть в тот день, когда «Шарнхорст» и «Гнейзенау» вышли в море! А откуда у вас информация, мадам Каррэ, что Филиппон и Галль уже несколько недель как арестованы Блайхером?
— Ничего подобного я не слышала, — клянется «Кошка», — и эти радиограммы не передавала.
— Не рассказывайте нам сказки! Господин де Вомекур подтвердит, что Филиппон и Галль находятся на свободе. Несколько дней тому назад он выходил с ними на связь.
— Пожалуйста, верьте мне, что я не имею ни малейшего представления об этих двух радиограммах. — произносит «Кошка» сквозь слезы.
— Нет, мы вам не верим, мадам Каррэ. Скажу то, что думаю: вы стали жертвой дезинформации, а теперь чисто по-женски пытаетесь отказаться от передачи обеих радиограмм, так как понимаете, что их следствием явилась самая настоящая катастрофа. Если бы я подумал, что вы сознательно дезинформировали нас, то мы сейчас не сидели бы здесь рядом и я бы приказал пристрелить вас где-нибудь на глухой улочке как бешеную собаку.
«Кошка» рыдает. Вомекур говорит примирительно:
— Мне кажется, что подобные выражения в отношении имеющей большие заслуги перед отечеством французской патриотки не совсем уместны. Я ни на одну секунду не спускал глаз с мадам Каррэ, когда она читала обе радиограммы, и убежден, что вся эта материя для нее — нечто новое и неизвестное.
«Кошка» бросает сквозь слезы благодарный взгляд на него.
— Прошу извинения, — произносит англичанин, — но вы должны понять мое возмущение. Мы в Лондоне поверили вам, мадам Каррэ, поскольку предыдущие полторы тысячи радиосообщений были вполне достоверны. Более того, эти две радиограммы тоже вызывали доверие, так как мы постоянно подвергали порт бомбардировкам. За последние два месяца в налетах на Брест приняло участие более трех тысяч трехсот бомбардировщиков, которые сбросили на порт и город четыре тысячи тонн бомб. Наши потери составили сорок три самолета с экипажами, насчитывавшими двести сорок семь человек. Поэтому мы не могли поверить, что эти жертвы были напрасными. К тому же, к большому нашему сожалению, среди населения города в результате бомбардировок имелись значительные жертвы, так как портовая часть расположена рядом с центром. Да и то, что крейсера вряд ли отважатся попасть в дневное время под огонь орудий Дувра, не лишено смысла... Но катастрофа все же произошла. Представляете ли вы себе, мадам Каррэ, какой ущерб вы нанесли британскому престижу? Знаете ли вы, какая глубокая депрессия охватила со вчерашнего дня английский народ из-за того, что три немецких крейсера смогли проследовать через Ла-Манш буквально у нас под носом, а мы, имея мощнейший флот в мире, не могли этому воспрепятствовать? То, что вы натворили, мадам, сводит на нет все ваши предшествовавшие заслуги, хотим мы того или нет. Что вы можете возразить? Но могу сказать заранее, вашу отговорку о своеволии радиста я не принимаю.
В полной растерянности «Кошка» бормочет: