жизнеутверждающее, располагающее. Что-нибудь вроде: Петров – хороший
человек…
ПЕТРОВ – ХОРОШИЙ ЧЕЛОВЕК!
ПЛОХОЙ ПИСАТЕЛЬ.
– Она любила ромашки и одуванчики. В этом не было ничего удивительного: ведь
её называли «Солнышком»…
Она любила море и «процесс купания»– она так это называла. В этом тоже не
было ничего удивительного: ведь её называли «Рыбкой»…
Она чувствовала себя утонченной и прекрасной. Может быть, ей давали повод?
Но и в этом тоже ничего удивительного не было: ведь её называли «Принцессой»…
Она была безнадежно жизнерадостной, доброй и мягкой, как словно ей было
совсем не до досадных мелочей вокруг; однако, иногда «выпускала колючки». Это
тоже не удивительно: ведь её называли «Медвежонком» и «Ёжиком»…
Господи, как только её не называли!
Иногда в метро я вижу, как мимо проплывают «Рыбки», встают «Солнышки»,
нисходят «Принцессы», спешат «Медвежата» и «Ёжики» (может быть, хмурятся,
пыхтят?), и думаю: «А вдруг это ОНА?»– плохой писатель начал переворачивать
страницу…
– Спасибо-спасибо, хватит… Понимаете, тут ведь вот какое дело. Всё это
недостаточно остро. Читателю сейчас нужно что-то более захватывающее,
интригующее что ли… Может быть даже из области криминала или обостренных
сексуальных отношений … Понимаете на что я намекаю? Ну там нераскрытые
заказные убийства, грязь шоу-бизнеса, понятно? Да что я вам уж в который раз?!…
Вот, например, из вашего же: «Портнов, прицелившись в Мамалыгина, напряженно
ждал развязки кровавой разборки. Аня, зажатая…» (Здесь, конечно, у вас, как
вроде, речевой ошибочки. Ну да ладно.) «…в цепкую стальную хватку головореза,
чуть стонала от боли и страха. Прекрасная грудь девушки вздымалась при каждом
вздохе всё активнее… Но Портнову сей час было не до этого: он знал, что…» Ну и
так далее. Ведь можете, когда захотите! А то что это? Рыбки, солнышки,
медвежата, ёжики какие-то? Плохо! Народ, в смысле читатель, этого не поймёт!
– А ОНА поймёт,– шепотом произнес плохой писатель, уже направлявшийся к
двери…
Он почувствовал, что может стать настоящим.
ПОЕДИНОК.
А что будет, если все Серёжи вызовут на поединок всех Алёш?
Кто кого победит?
P.S.: Нам – то, понятно, ничего не светит…
Мурады и Тарасы
P.S.2: Может быть, мы – маленькие герои?
ПОСЛЕ ЁЛКИ.
После очередной детской елки медведь Степанов и заяц Потапенко курили в
подсобке…
– Мне б ГамлЕта взять, а я тут паясничаю за копейки. Смешно, Сеня, – Степанов
сплюнул.
– Эх! Где наши годы, Сергей Иванович! Мне вот завтра дворника в Мюзик
Холле…Сцена всего 5 минут, а сиди весь спектакль! Думают, если по трудовой, так
им все можно! Звери! Я уж сколько раз ей говорил: «Так и так мол, Ирина
Дмитриевна. Ставлю вопрос ребром. Либо либо…Не бережете кадры…» А она -
разберемся Феденька, разберемся Феденька – только это и слышишь…А я вот с
Метелкиным и Художниковым в Петрозаводске полные залы собирал. Да что я Вам
рассказываю, Сергей Иванович…
Надо отметить, что, являясь вроде бы коллегами по актерскому цеху и имея одну
и ту же тарифную сетку, Потапенко и Степанов находились в на удивление
странных отношениях. Потапенко был у Степанова в какой-то непонятной кабале.
Может
быть, из-за своей менее выдающейся комплекции, может быть из-за того, что
состоял в законном браке со степановской сестрой, может быть в силу каких-то
других причин, Потапенко явно перед Степановым пасовал и выглядел покладисто
и вяло.
Степанов же наоборот позволял себе многое. Он называл Потапенко Сеней, хотя
прекрасно знал, что по паспорту тот, аки Достоевский, является Федором
Михайловичем. А в последнее время повадился брать в долг у Потапенко деньги и
сигареты, причем возвращать ни те ни другие явно не собирался.
– Как-то ты сегодня поешь вяло, Сеня. Опять грудь запираешь. Ты воздух-то,
братец, выпускай, не зажимайся. А то оно ведь как: обычному зрителю может быть
и все равно, а если какой профессионал, к примеру, – так сраму не оберешься. Да
еще и фа-диез в сцене на полянке взял грязно. Куда это годится?! Ну-ка попробуй.
Раскройся! Выпускай воздух из нижней части живота, из пашка, словно бы. Давай
давай, Сенечка! «Снова туда, где море огней…» Давай!
– Снова ту-у-уда, где мо-о-оре а-а-агней, – затянул Потапенко.
– Вот-вот, раскрывайся, из пашка выпускай! Давай, Сеня!
– Сно-о-ова туда…
– Из пашка-а-а…Думай об этом, Сенька, думай!
– С ме-ечто-ою ма-аей, – Потапенко уже начинал краснеть от напряжения, – сыно-