Выходит девочка тогда в лес уже. Начинает девочка по лесу бродить, ягОды
дергать.
Девочка снова напевает: «Одну ягодку беру, на другую смотрю, третью
примечаю, а четвертую Мересьеву!»
– Вот, – говорит девочка, – это дело!
ГВОЗДИКОВ. (ДЕЛО БЫЛО В СТОКГОЛЬМЕ).
Гвоздикову казалось, что все за рубежом говорят на русском языке, только он
(Гвоздиков) этого русского языка почему-то не понимает…
– Э-э-не-э, мать, врёшь – не возьмешь…триста грамм, поняла? Триста…–
Гвоздиков заговорчески подмигивал продавщице в маркете, – то-то!
И довольный Гвоздиков с мешочком лакричных конфет уже спешил озадачить
кассира.
Примерно так Гвоздиков доставал всех попадавших в поле его покупательно-
оценивательно-познавательной деятельности иностранцев.
Как следствие указанного в начале отоларингологического отклонения Гвоздиков
ощущал вокруг себя какой-то непонятный бессмысленный заговор. Вера в этот
заговор росла в Гвоздикове с каждым днем, т.к.:
1) он иногда нарывался на русских,
2) служители иностранного торгового культа каким-то образом понимали
Гвоздикова,
3) пятница…
Пятница! Как известно, скандинавы (жуткое слово) всю неделю работают, а по
пятницам выпивают и отдыхают.
Гвоздиков гостил у брата, который уже стал скандинавом (жуткое слово, как не
крути) – в пятницу они, конечно того…
Когда разгоряченный ностальгией и виски Гвоздиков врывался от брата в
вечерний Стокгольм, пресловутый языковой барьер падал стремительно и
отчаянно. Гвоздиков понимал всё, что кричали, шептали, пели и, наконец, просто
говорили вокруг!
Он дружески ущипывал болтающих о болонках старушек. С трагическим лицом
выслушивал исповеди уличных наркоманов. Подпевал кантри у местечковой
уличной эстрады. Негодовал по поводу информации о коррупции в местной
реакционной газетке. Громко сочувствовал негру – водителю в автобусе, в ответ на
предложение купить билет. Перемигивался с симпатичными женщинами,
предлагающими мороженое. С особой, бомжеватого вида категорией граждан
Гвоздиков обсуждал вопросы ценовой политики и рассказывал сказки о родине…
Однако, в понедельник всё возвращалось на свои места. Гвоздиков переставал
понимать – заговор нависал…
От недели к неделе Гвоздикову становилось всё хуже и хуже. Не выдержав
нервного напряжения, Гвоздиков попрощался с братом и уехал на родину раньше
срока.
Тут и приключилось с Гвоздиковым самое страшное. На родине Гвоздикову стало
казаться, что все говорят на иностранном (непонятном опять же ему Гвоздикову)
языке. Заговор, т.о. не переставал.
Ситуация уже казалась Гвоздикову безвыходной, когда, выпив по привычке в
пятницу спиртуоза, он ощутил знакомую странную отоларингологическую ясность:
он снова всё понимал!
Чтобы как-то облегчить ситуацию Гвоздиков нырнул в запой и поступил на
заочное отделение кафедры иностранных языков…
Прошло пять неровных лет… Пять лет неясных связей, неожиданных
неформальных тусовок, творческого рукоблудия и романтичных гастрологических
чаепитий.
Закончив учёбу, Гвоздиков чудом по подшивке вышел из запоя и, через некоторое
время, конечно же, блестяще поступил в аспирантуру. Так–то!
Теперь он работает старшим преподавателем и всё понимает…
ГЕНИЙ.
Богатырев был гением, поэтому ему все всё прощали.
Богатырев кидался жеванной нотной бумагой в спину дирижера Алексеева на
репетиции – никто ничего не замечал.
Богатырев в открытую заигрывал с альтисткой Гелечкой на концерте –
приглашенные знакомые & супруга только мило и сочувственно улыбались.
Богатырев не платил по 5 лет членские взносы в общество анонимных
авангардистов России – опричники платили взносы за него сами.
Изредка Богатырев подворовывал. То ложечку чайную из гостей, то фужер там
или ещё чего покрупнее со званного фуршета… Но и это ему сходило с рук.
«Гений. Стало быть подвержен разным странностям, отклонениям и, может быть,
даже, не побоимся этого слова, Фобиям. Бедненький…» – примерно так все
рассуждали о Богатыреве в моменты его нелепых провокаций.
Были, конечно, и те, кто Богатыреву не сочувствовал и не жалел его. Но и эти
редкие «те», когда слышали по радио какой-нибудь славный концерт для
фортепиано с оркестром, узнавали знакомый почерк, знакомую манеру,
неповторимое звучание и т.д. В такие моменты «те» говорили: «Да… Богатырев,
определенно… Ну конечно же! Это играет Богатырев, и мы, черт возьми, знаем
этого человека! Прекрасно, чудесно, изумительно… Он – гений, гений, гений… » -