– Его имя – мистер Робинсон, – ответил полковник Пайкэвей. – Это все, что мне известно, и это все, что известно всем.
Вошедший в комнату не походил на человека, чье имя могло быть «Робинсон». Его могли звать Деметриус, или Айзекштейн, или Перенна, хотя ему нельзя было приписать одно из этих имен с большим основанием, чем другие. Его нельзя было с определенностью принять ни за еврея, ни за грека, ни за португальца, ни за испанца, ни за южноамериканца. Но меньше всего его можно было принять за англичанина по фамилии Робинсон. Толстый, хорошо одет, с желтым лицом, меланхоличными черными глазами, широким лбом и пухлыми губами, за которыми виднелись слишком крупные, очень белые зубы. Руки его имели хорошую форму и были прекрасно ухожены. Говорил он по-английски без малейшего акцента.
Они с полковником Пайкэвеем приветствовали друг друга скорее как правящие монархи. Произошел обмен любезностями. Затем, когда мистер Робинсон принял предложенную сигару, полковник Пайкэвей сказал:
– С вашей стороны очень любезно предложить нам помощь.
Мистер Робинсон закурил сигару, одобрил ее вкус и наконец заговорил:
– Дорогой коллега. Я просто подумал – я кое-что слышу, знаете ли. Я знаю многих людей, и они мне кое-что рассказывают. Не знаю почему.
Полковник Пайкэвей не высказал своего мнения по поводу причины. Он сказал:
– Насколько я понимаю, вы услышали, что найден самолет принца Али Юсуфа.
– В среду на прошлой неделе, – ответил мистер Робинсон. – Пилотировал его молодой Ролинсон. Опасный полет. Но авария случилась не из-за ошибки Ролинсона. Над самолетом кое-кто потрудился – некий Ахмед, старший механик. Абсолютно надежный человек – по крайней мере, так считал Ролинсон. Но он таковым не был. Сейчас, при новом режиме, он получил весьма доходное место.
– Значит, это была диверсия! Мы не были в этом уверены. Печальная история.
– Да. Этот бедный молодой человек – я имею в виду Али Юсуфа – плохо умел справляться с коррупцией и предательством. Его обучение в частной школе было ошибкой – это мое мнение. Но сейчас нас интересует не он, не так ли? Он – это вчерашняя новость. Нет никого более мертвого, чем мертвый король. Нас интересует – вас по-своему, меня по-своему – то, что оставляют после себя мертвые короли.
– И это?
Мистер Робинсон пожал плечами.
– Приличный счет в банке в Женеве, скромный счет в Лондоне, значительные владения в его собственной стране, теперь присвоенные новым победоносным режимом – к слову, как я слышал, там возникли некоторые обиды по поводу дележа добычи, – и, наконец, маленькая личная собственность.
– Маленькая?
– Такие вещи относительны. Во всяком случае, маленькая по объему. Удобно носить с собой.
– У Али Юсуфа при себе ничего не оказалось, насколько мне известно.
– Нет. Потому что он отдал их молодому Ролинсону.
– Вы в этом уверены? – резко спросил Пайкэвей.
– Ну, никогда нельзя быть уверенным, – извиняющимся тоном ответил мистер Робинсон. – Во дворце ходит так много слухов… Все они не могут быть правдой. Но на этот счет слухи ходили очень упорные.
– У молодого Ролинсона тоже ничего не нашли…
– В таком случае, – сказал мистер Робинсон, – похоже, что их вывезли из страны каким-то другим способом.
– Каким другим способом? У вас на этот счет есть идеи?
– Ролинсон пошел в кафе в центре города после того, как получил драгоценности. Не замечено, чтобы он с кем-нибудь разговаривал или приближался к кому-то, пока был там. Затем он отправился в отель «Ритц Савой», где остановилась его сестра. Он поднялся к ней в номер и пробыл там примерно двадцать минут. Ее самой не было в номере. Затем Ролинсон покинул отель и пошел к Торговому банку на площади Победы, где обналичил чек. Когда он вышел из банка, уже начинались беспорядки. Студенты чего-то требовали. Прошло некоторое время, прежде чем площадь очистили. Потом Ролинсон двинулся прямо на аэродром, где вместе с сержантом Ахмедом осмотрел самолет.
Али Юсуф поехал инспектировать строительство новой дороги, остановил свой автомобиль на аэродроме, подошел к Ролинсону и выразил желание совершить короткий полет и осмотреть дамбу и новое шоссе с воздуха. Они взлетели – и не вернулись.
– И какие выводы вы из этого делаете?
– Мой дорогой, те же, что и вы. Почему Ролинсон провел в номере сестры двадцать минут, когда ее там не было, притом ему сказали, что она вряд ли вернется до вечера? Он оставил ей записку, на написание которой у него могло уйти минуты три, не больше. Что он делал в остальное время?