Я опять кивнул.
— И мы не… Не умерли? — как-то совсем по-детски, наивно спросила она.
— Задай вопрос полегче, — устало выговорил я. На меня и вправду, помимо затекшего, ноющего тела и пульсирующей тупой болью правой руки, навалилась какая-то тупая усталость. Спать не хотелось, лежать — тоже, хотелось просто закрыть глаза и отключиться на время, а может и…
Навсегда.
Это не усталость, понял я, это — то, что мы видели и что… просто не помещается в… ни во что, чем мы воспринимаем окружающую среду… Мы слишком маленькие, чтобы оно поместилось… Нет, оно — слишком большое… Мы…
Мне нужно было что-то сделать, мне нужно было какое-то действие, чтобы хоть как-то… отвлечься, мне нужна была цель. Я обвел глазами огромную комнату, уставился на «снег» на экране телевизора, перевел взгляд на кассету, лежавшую на крышке углового шкафа… Значит вторая была все еще в видаке — ну, да, никто же не вынимал ее. Ее надо…
— Надо стереть кассеты, — пробормотал я, поднялся на ноги, добрел до стола, уселся на стул, взял пульт и включил перемотку…
Когда кассета перекрутилась на начало, я нажал на кнопку записи и наверное случайно задел кнопку четвертого канала, потому что «снег» на экране пропал, возникла картинка…
— Серьезная авария произошла примерно полтора часа назад на одном из московских проспектов, в районе Сущевского Вала, — сообщил нам ведущий выпуска новостей Михаил Осокин. — Иномарка, принадлежащая крупному московскому предпринимателю, была обстреляна из неизвестной автомашины — по свидетельству редких прохожих, марки «Вольво», бежевого или серого цвета, — и на огромной скорости врезалась в трамвай. Из пассажиров трамвая никто не пострадал. Трое находившихся в иномарке — владелец, телохранитель и шофер, — погибли сразу, до приезда скорой помощи и работников правоохранительных органов. По предварительным данным от пулевого ранения в голову скончался лишь водитель, владелец же и охранник погибли в результате столкновения, причем, любопытная деталь, — Осокин глянул прямо в экран, его худое, интеллигентное лицо как-то осунулось и… постарело, — охранника, сидевшего рядом шофером, выбросило из машины через ветровое стекло на трамвайные рельсы, и… — Осокин на мгновение запнулся. — Тело его было разрезано колесами трамвая на несколько частей. Я прошу прощения за столь кровавые подробности, но именно так было указано в полученной нами сводке происшествий, — Осокин помолчал, глядя прямо перед собой, потом перевел взгляд на камеру, выдавил улыбку и сказал. — Это все новости последнего выпуска на канале эн-тэ-вэ. Я с вами прощаюсь, а вас ждут еще новости спорта…
Появилась рекламная заставка, потом молодой красивый брюнет в белом халате зашевелил губами…
— Every time you eat… Каждый раз во время еды…
Я выключил телевизор, оставив включенным на записи видак, и тупо уставился на пульт. Никаких мыслей в голове не было. Одна унылая пустота, и… трудновато дышать.
— Что ты крикнул ЕМУ?
— Кому? — спросил я машинально, уже зная, про кого она говорит.
— ЕМУ… Большому? Когда ударил моего мужа, и он покатился прямо к… к ЕГО лапам, и…
— Рыжик, я… Я ничего не кричал, я… Просто подумал…
— Нет, — настойчиво перебила она, ты крикнул! Я — слышала!.. Ты крикнул что-то… Что-то вроде: «Прикончи… за маленькую!» — Рыжая яростно замотала головой. — Ты просто не хочешь сказать, ты… Что-то скрываешь… Зачем? Неужели я и сейчас, после всего, такая… такая…. — Она расплакалась. — Чу… Чужая?..
Во мне шевельнулась жалость, но я задавил в себе этот слабенький хилый «росток», потому что…
Потому что в мозгу у меня, как на видеомагнитофоне, прокручивалась «лента» с нашим ужином… при свечах. И лента кассеты, которую сунул в видак Ковбой — на которой действительно прокручивался наш ужин при свечах и на которой я увидел, что она была тогда вовсе не такой пьяной, какой хотела казаться.
— А ты — не скрываешь? — спросил я.
Все еще плача, она помотала головой.
— Тогда расскажи мне кое-что, — она подняла на меня заплаканное лицо, посмотрела в глаза и медленно кивнула. — Когда мы ужинали, ты вроде как напилась и стала предлагать мне… Ну, рассказывать про сейф и как мы отошлем документики, — она вздрогнула, но не отвела взгляд. — Ты — шутила? Ты — валяла дурака, или?…