Ничего не поделаешь — надо выпутываться самому. Самому решать, как вызволить друзей. Они оказались в плену, но и у меня появился пленник.
Дело серьезное. Началась настоящая война.
Глава девятая, в которой
Рассказывается об обмене пленными
Сказать по правде, мне было очень жаль себя. Но немного поразмыслив, я пришел к выводу, что другим-то до этого и дела нет. Поэтому надо не распускать нюни, а действовать. Мои друзья в опасности, а я сам выискал приключения на свою голову: что делать с той желтой опасностью, которая воет в сарае? Не выпускать — его рано или поздно хватятся родители. А когда все выплывет наружу, я схлопочу и от своего, и от его отца. Выпустить тоже не так-то просто: он наверняка жаждет мести, а исход поединка мне известен заранее — весовая категория не в мою пользу. Помимо всего прочего, он может прямиком ринуться к Рале и нажаловаться на меня.
Да, куда ни кинь — всюду клин!
Но и сидеть сложа руки нельзя. Даже представить себе не могу, что они там сейчас делают с моими товарищами. Ведь известное дело, все шпионы — очень плохие и злые люди. И тут меня осенило. Я нашел в карманах клочок бумаги и огрызок карандаша. Нет, на таком обрывке много не напишешь. Тогда я содрал кусок афиши и сочинил письмо следующего содержания:
«Хозяину грузовика. Я взял в плен мальчишку из желтого дома. Того самого, что приходится вам родственником. Если хоть волосок упадет с головы Радойко или Мики, ваш родственничек умрет в страшных мучениях. Берегитесь, ибо мне не до шуток, а в гневе я страшен. Я позвонил по «92», и милиция со всех сторон мчится мне на помощь. Если вы хотите сохранить Желтому жизнь, немедленно освободите моих друзей.
Мичо.»
Мне кажется, что написано было отлично. Если не обращать внимания на то, что в письме не было ни одного слова правды. Кроме того, что Желтый и в самом деле сидит у меня под замком. Я отыскал камень, которым мы долбили по грузовику, замотал его в мой кусок афиши, немного отошел, чтобы получше прицелиться и… дзин-н-нь! — зазвенело фасадное окно.
Тишина. Свет так и не загорелся, хотя я видел, что кто-то вошел в комнату и тихонько передвигается в сторону окна. Я обежал вокруг дома Рале через соседний двор и тихонько подкрался к сараю. Слышу — Желтый хнычет. Ну, ничего не поделаешь. На войне как на войне, а война — дело суровое.
В кухне горел свет. Я на цыпочках, чтобы не услышал Желтый, отошел от сарая и подкрался к окошку. Забрался на завалинку и заглянул внутрь.
Сидят за столом Рале, Боксер и Бледнолицый, ну тот, что не выходит на улицу и не моет руки, и читают мое письмо. Вид у них озабоченный, как и должно быть, только Боксер ведет себя как-то легкомысленно. Его бы это должно больше всех волновать, а он смеется. Но понять, что они надумали, через окно трудно. Тут они встали, и я спрыгнул с завалинки.
Уж не знаю, сколько там на часах настукало, хотя обычно я неплохо ориентируюсь во времени, а в доме, видно, все никак не могут принять решения. Я уже начал нервничать: ведь нам всем вот-вот пора по домам, а не только этому желтому неудачнику.
Наконец, открылось то самое окно, которое я разбил. Из окна высунулся дядя Рале и стал что-то выглядывать на улице. Я подумал, что он ищет именно меня, поэтому вышел из тени и подошел к забору.
— Слушай, парень, чего ты добиваешься?
Ну и дела! Что мне нужно! Я его даже ответом не удостоил.
— Ты маленький шантажист. Тебе нужно задать хорошую порку, ты ее вполне заслужил.
А сам говорит тихо и так сладенько, будто объясняет соседям, что на нашей улице нет мальчишки лучше и воспитаннее, чем я. Согласитесь, от такого заявления любой бы вышел из терпения. Я подумал, каково-то сейчас моим друзьям: попали, бедняги, в логово к такому чудовищу. Нагнулся, нашел под ногами еще один камень и левой рукой, почти не целясь, запустил его во второе, выходящее на улицу окно. Если то первое треснуло, как бомба, то это разорвалось, как ручная граната. Камень даже не пробил второе стекло и упал между рамами. К окошку подскочил Боксер и начал размахивать руками и ругаться, да так громко, что Рале стал его успокаивать:
— Тише! Всю улицу перебудишь.
Боксер, наконец, угомонился, а Рале опять повернулся ко мне:
— Ты все-таки маленькая дрянь. Чем перед тобой провинились чужие окна? Твои друзья живы-здоровы и совсем на нас не в обиде. Мы ведь только хотели узнать, чем мы вам так насолили, что вы взялись портить грузовик. Сейчас они выйдут.