– Тебе действительно нравится Кристина? Я почему-то подумал, что ты успел найти себе еще что-нибудь особенное. Ты же никогда не останавливался на достигнутом, чемпион.
– А что, завидно? – съязвил я.
– Конечно. Ужасно завидно. Кристина – это весь мир и еще кое-что впридачу. И я очень удивлюсь, если где-то на свете существует женщина, такая же обаятельная и привлекательная. С тобой всегда было легко и приятно иметь дело. Шоколадка. Даже в те далекие времена, когда ты был самым настоящим тупицей. Впрочем, недостатком искренних чувств ты никогда не страдал. Так это или нет, но Кристина тоже без ума от тебя. Она тебя любит почти так же, как и ты ее.
С этими словами Сэмпсон попытался подняться с провисающих ступенек заднего крыльца, которыми я уже сколько раз обещал себе заняться.
– Ну а теперь, если никто не возражает, я отправляюсь домой, – объявил Джон. – Вернее, в дом к Си Уокер. Эта чудная примадонна уже покинула нас, но она была очень мила со мной и оставила мне ключик от своей квартиры. Я потом утром еще вернусь и заберу свою машину. Лучше не садиться за руль, если и пешком-то не очень получается.
– Ты прав, – кивнул я. – И огромное спасибо за вечеринку.
Сэмпсон помахал на прощание рукой, отсалютовал, и, обходя дом, здорово въехал всем корпусом в его угол.
Я остался на ступеньках один и с удовольствием смотрел на залитый лунным светом сад. Я сидел и улыбался, как полный дурак, каким я иногда, пусть даже весьма редко, но бываю.
Откуда-то издалека до меня донесся голос Сэмпсона, а потом послышался его почти истерический смех:
– Спокойной ночи, тупая задница!
Глава 67
Среди ночи я неожиданно проснулся. Липкое ощущение страха не отпускало меня. Я удивился: что могло случиться, и почему мне внезапно расхотелось спать? Первым разумным ответом было следующее: у меня начался сердечный приступ прямо в собственной кровати.
Хмель с вечеринки еще не полностью выветрился из головы, и я чувствовал себя пьяным. Сердце бешено колотилось в груди, словно было готово вырваться наружу.
Потом мне почудилось, будто где-то-то в доме раздался глухой, едва различимый шум. Однако этот звук послышался не так уж далеко от моей спальни. Впечатление складывалось такое, будто кто-то бьет чем-то тяжелым, возможно, дубинкой, по какому-то предмету в коридоре.
Глаза еще не привыкли к темноте, и я пока не мог различать предметы. Я замер и прислушался.
Меня напугало то, что я никак не мог вспомнить, куда засунул «Глок», и не представлял себе, кто или что производит в моем доме такой шум.
Сосредоточившись, насколько возможно, я продолжал прислушиваться.
В кухне мерно урчал холодильник.
Где-то на темной мрачной улице скрежетал сцеплением грузовик.
Но что-то в раздавшемся звуке, том самом, стучащем, меня сильно встревожило. А был ли вообще этот звук? Может быть, это лишь симптом начинающейся мигрени?
Прежде чем я успел сообразить, что происходит, возле моей кровати вырос неясный темный силуэт.
Сонеджи! Он все-таки сдержал обещание и явился ко мне в дом!
– А-а-а-а!!! – взвыл нападавший и занес надо мной нечто вроде здоровенной дубины.
Я хотел откатиться в сторону, но тело и мозг, одурманенные выпивкой, не послушались. Уж слишком хороша была вчерашняя вечеринка, и я повеселился от всей души.
Я ощутил сильнейший удар в плечо, после которого все тело как будто онемело. Я хотел было закричать, но голос внезапно куда-то пропал. Не то, что кричать, я не мог даже пошевелиться.
Дубинка опустилась снова: на этот раз удар пришелся по пояснице.
Кто-то явно старался забить меня до смерти. О Боже! Я вспомнил донесшиеся до моего слуха звуки ударов. Неужели нападавший успел побывать у Наны или в детской? Что происходит?!
Я умудрился схватить его за руку и изо всех сил дернуть на себя. Неизвестный завопил высоким, но явно мужским голосом.
Сонеджи? Но этого просто не может быть! Я сам видел, как он погиб на вокзале Гранд-централ!
Что со мной происходит? Кто мог оказаться в моей спальне? Кто проник в наш дом?
– Дженни! Деймон! – захрипел я, пытаясь призвать на помощь хоть кого-нибудь. – Нана! Нана!
Я принялся царапать нападавшему грудь и руки, ощущая под пальцами что-то липкое. Возможно, его кровь. Сражаться приходилось только одной рукой, но и на это почти не было сил.
– Кто ты? Что тебе нужно? Деймон! – позвал я, на этот раз уже громче.
Неизвестный оттолкнул меня, и я свалился с кровати, тяжело ударившись лицом об пол.
Мое тело горело. Я извивался на ковре, пытаясь приподняться.
Бита, лом или что у него там было в руках, опускалось раз за разом, буквально раскалывая меня пополам. Боль вспыхнула еще яростнее. Топор! Это наверняка топор!
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ТОМАС ПИРС
Глава 68
Мэтью Льюис, приняв ночную смену, жизнерадостно вел свой автобус по темному юго-восточному району столицы. Он привычно насвистывал какую-то веселую мелодию, ловко выруливая в узеньких переулках города.
Уже девятнадцать лет Мэтью работал водителем автобуса, и все эти годы считал себя счастливым человеком. К тому же ему нравилось выходить в ночную смену: он обожал одиночество. Друзья Мэтью, да и его жена Альва, с которой они прожили вместе двадцать лет, были уверены в том, что Льюис – настоящий мыслитель. Кроме того, он увлекался историей, проявлял интерес к политике и даже когда-то занимался социологией. Льюис прекрасно понимал, например, в чем сейчас нуждается его родная Ямайка, и поддерживал ее интересы, как мог.
Последние несколько месяцев Льюис слушал записи по самосовершенствованию, которые любезно предоставляла одна небольшая компания по самообучению в Вирджинии. И вот теперь, когда его автобус плавно двигался по улицам юго-восточного района в пять часов утра, Льюис внимательно прислушивался к очередной записанной на ленту лекции под названием «Добрый король, или Американские президенты после периода депрессии». Иногда Мэтью удавалось осилить две или три лекции за ночь, а бывало и так, что понравившийся материал он с удовольствием прослушивал и во второй раз.
Внезапно краем глаза Мэтью уловил какое-то движение впереди. Он резко вывернул руль. Заскрипели шины, взвизгнули тормоза. Автобус накренился вправо и проехал через всю улицу почти перпендикулярно движению.
Машина сердито зашипела и остановилась. Слава Богу, в это время никакого транспорта рядом не оказалось, и, насколько хватало обзора, Мэтью видел впереди только приветливые зеленые огоньки светофоров.
Льюис распахнул дверцу и выбрался наружу. Сейчас он молил Господа о том, чтобы его автобус миновал кого-то или что-то, так неожиданно бросившееся ему под колеса.
Однако он вовсе не был уверен в благополучном исходе и поэтому немного побаивался того, что мог обнаружить в следующую секунду. На улице было совсем тихо, и единственным звуком, доносившимся до слуха Мэтью, был монотонный голос лектора на магнитной записи. «Дико и нелепо, – пронеслось в голове водителя. – Короче, хуже не придумаешь».
И только теперь он заметил старую негритянку, лежащую на мостовой. На ней был длинный, в синюю полоску, банный халат. Он немного распахнулся, и стала видна красная ночная рубашка. Женщина выбежала на улицу босая. У водителя тревожно забилось сердце.
Он торопливо приблизился к женщине, желая помочь, но, увидев ее в свете уличного фонаря, сразу же понял, что сейчас его стошнит. Ночная рубашка вовсе не была красной: такой ее сделала кровь, сочащаяся из многочисленных ран. Зрелище было ужасающим. Конечно, Мэтью приходилось сталкиваться с ситуациями и похуже, но и эта была достаточно серьезной и неприятной.
Глаза старой негритянки были открыты, она оставалась в сознании. Женщина протягивала к водителю худую руку, пытаясь что-то сказать.