— От кого это ты ждала помощи?
— Неважно теперь, раз уж не получилось.
— Я все равно желаю знать.
— От человека, с мнением которого вы считаетесь.
— Ты посмела наябедничать Гизе?!
— Я обрисовала ей ситуацию.
— Исподтишка сделать гадость — этим ты отличалась всю жизнь. Ну, и что она ответила?
— Как обычно: выдала набор глубокомысленных изречений.
— Покажи письмо.
— Его у меня нет.
— Где же оно?
— Порвала, чтобы Йожи не увидел.
— Не хватает духу показать мне письмо!
— Отчего бы мне не показать его, будь оно у меня?
— Оттого, что и Гиза тебя недолюбливает.
— А вы, мама, кого любили, кроме этого шута горохового?
— Всех на свете. Даже тебя любила, пока ты была маленькая.
— Оно и видно! Младенцем до груди ни разу не допустили.
— Потому, что твой отец строго-настрого запретил кормить тебя, чтобы не испортить грудь. Бедняга был помешан на этом.
— Сроду вы с отцом не считались! Даже когда с ним случилось несчастье, мы не могли вас отыскать.
— Когда его привезли из операционной, я уже ждала его.
— Должно быть, и в тот день развлекались со своим Виктором.
— Только раз взглянул на меня, бедняга, и все. Потерял сознание.
— Почему вы не решаетесь посмотреть правде в глаза? Стыдитесь собственных воспоминаний?
— Начни я жизнь сначала, я опять во всем поступила бы точно так же.
— Прожили бы жизнь точно так же?
— Да, для меня моя жизнь была прекрасной.
14
Письмо Гизы к Илуш
Гармиш-Партенкирхен
Ты пишешь, что я единственный человек, с мнением которого считается моя сестра. Не знаю, насколько это так, и не знаю даже, хочу ли я вообще, чтобы она следовала моим советам. Тебе было семь лет, когда мы простились с вами на аэродроме. Ребенок часто судит по внешним признакам. Авторитет же не всегда есть признак духовного преимущества, порою он прикрывает собой внутреннее банкротство, когда у человека в душе пустота. Мне кажется, что ты неверно понимаешь наши истинные взаимоотношения. Я всегда взирала на твою мать снизу вверх. Какой прок, что я жила в достатке, спокойствии, благополучии; я смотрела на нее с уважением, даже когда понимала, что она поступает безумно, опрометчиво. Если я из двух возможных вариантов всегда выбирала наиболее удобный, у нее хватало мужества идти на риск. Оглядываясь на прожитую мною жизнь, я вижу анфиладу блестящих залов, сверканье хрустальных люстр и зеркальные паркеты, но — без людей. Мой покойный супруг, обладатель крупного состояния, до самой смерти пребывал в страхе потерять свои капиталы. Миши также является жертвой подобного страха. Твоя мать никогда не ведала страхов. Никогда не подавляла в себе свои естественные чувства. С Виктором Чермлени я едва знакома, потому что сестра всегда старалась прятать его от меня. Возможно, он и вправду «шут гороховый», и, по всей вероятности, ты права, пытаясь уберечь мать от него. Я тоже боюсь за нее, но в то же время и завидую ей. Парализованная на обе ноги, я наполовину мертва, но не потому, что нахожусь на склоне жизни, а оттого, что у меня хватало мужества жить лишь вполсилы. Какой же совет могу я дать своей сестре? Опасайся, Эржи, обманщиков и проходимцев? Старайся, как и я, жить вполсилы? Следуй моему примеру? Избегай опасностей? Вместо этого я лучше дам совет тебе: постарайся, детка, извлечь для себя урок из жизненного опыта твоей матери, хотя бы в той мере, в какой можно учиться на опыте других. К сожалению, я никогда ошибок не совершала; вся моя жизнь была подобна долгой зимней спячке, потому что я боялась холода жизни.
15
Снотворное
Занимался рассвет. От бессонной ночи лицо Йожи заметно осунулось. Глаза покраснели и ввалились.
— Давно вы здесь сидите, мама?
— Я заходила к Илуш. А от нее — прямо сюда.
— И с тех пор так и дожидаетесь?
— Присела на скамейку и заснула.
— И вы еще просите снотворное? — Йожи рассмеялся. — Хороша бессонница, если человек способен уснуть, сидя на жесткой скамейке!
Зять покачал головой и опять направился в операционную. Потом вышел оттуда с трубочкой снотворного, Орбан поблагодарила.
— Вы видели когда-нибудь человека, который засыпает на ходу? — спросил Йожи, двумя пальцами массируя лоб.
— Я верю, что ты устал, мой мальчик.
— Тогда хоть посочувствуйте мне.
— Сочувствую тебе, сынок.
— Теперь поцелуйте меня. — Он подставил щеку.
Она чмокнула его в щеку и пошла к выходу. Йожи окликнул ее:
— Случилось что-нибудь, мама?