Катя закрыла блокнот и включила БГ, но заунывный голос любимого певца лишь усугубил её подавленное настроение.
На душе сквозило так, что душе хотелось закутаться в мохнатый плед. Катя посмотрела на часы — Мастер не приветствовал опозданий. С тяжёлым сердцем она бросила блокнот в сумку и отправилась на автобусную остановку.
Глава 7
Мученица и Смеющийся Бафомет
Чего Катя никак не ожидала, так это того, что Мастер вдруг откроет перед ней свои карты. Само собой, не все, но едва ли не большую их часть.
Войдя в комнату дома в Первомайском, она с удивлением обнаружила, что в комнате нет столба, словно его унесла обратно та же самая нечистая сила, которая помогала Мастеру затащить его в дом.
— Куда девался столб? — спросила Катя.
— Я его выкинул, — ответил Мастер. — Надоело постоянно налетать на него в потёмках.
— А как же Мученица?
— Мученица? Да она давно готова! Последних три сеанса я привязывал тебя просто так.
— Настолько понравилось зрелище? — вспыхнула Катя благородным негодованием.
— Даже не само зрелище. На тебя столб благоприятно действовал — ты с некоторых пор, будучи раздетой и привязанной, становилась очень смелой и разговорчивой. Это мне и понравилось.
«Ничего себе заход!» — подумала Катя. Кошки-мышки превращались в подкидного дурака. Но, исходя из более чем недельного наблюдения за Мастером, Катя могла предположить, что заход был сделан с шестёрки. С козырной, но всё же с шестёрки. Туза Мастер наверняка припрятал в рукаве.
— Иди сюда, — позвал он. — Зацени свой портрет.
Несмотря на то, что Мученица занимала не центр композиции, она с первого же взгляда приковывала к себе внимание. Мастер расположил её в правом верхнем углу холста, сразу за распростёртым крылом Дьявола, внеся, таким образом, в картину долю аллегории — столб и Мученицу лизали языки чёрного пламени, но там, куда дотягивалось крыло Сатаны, пламя гасло.
Назвав Мученицу Катиным портретом, он не погрешил против истины. У Мученицы были длинные чёрные волосы с зеленоватым отливом, но в остальном её сходство с Катей было почти фотографическим. Не отступая от традиций старых добрых голландцев, Мастер с предельной тщательностью прорисовал каждую чёрточку, начиная с лица и кончая волосами на лобке. В том, что ему удалось проделать столь кропотливую работу за столь короткое время, тоже мерещилась, как и в появлении-исчезновении столба, сатанинская подмога.
Голова Мученицы была склонена, но взор не потуплен. Он устремлялся в верхний левый угол, где на тревожно-багровом фоне оставалось свободное место.
Катин же взгляд соскользнул вниз, на Дьявола и Королеву Ада. Королева возлежала в сладостной истоме, и на губах её блуждала та же самая отстранённая, наркотическая улыбка, которую Катя видела на лице Лилит в ночь посвящения. Но Дьявол, почему-то, казался задумчивым и печальным.
— Ну, как, нравится? — спросил Мастер.
— Очень. Только у меня есть два вопроса.
— Валяй.
— Пустое место справа — это нарочно?
— Нет, картина же ещё не закончена. Там я напишу Антихриста в последний день мира. Каков второй вопрос?
— Почему у тебя Дьявол такой грустный? У него что, в семье нелады?
— С семьёй у Дьявола всё в порядке, — откликнулся на шутку Мастер. — Он скорбит оттого, что прислужники Адонаи повсюду гнобят Радость, да и прочие люди в большинстве своём шарахаются от неё, как от холеры. Не хотят они Радости, не умеют, не научены радоваться! Им привычнее тянуть лямку, кряхтеть, стонать, ныть, но Радости они боятся, Радости им не надо. Вот потому Дьявол и грустный.
Катя сделала шаг назад, чтобы восприятие не дробилось, и можно было оценить картину целиком.
— Знаешь, на икону похоже. Нет, не на икону — на старинные фрески в храмах. На фрагмент фрески.
— Чего я и добивался! — Мастер довольно усмехнулся. — В старинных фресках есть дух. Хоть они и создавались с ложной целью, но дух в них есть.
— Мастер, да ведь ты — талант! Ты и впрямь Мастер! — воскликнула Катя без тени лести, уловив заключённую в картине художественную убедительность и внутреннюю силу, которые так отличали работу Мастера от поделок из скверика. — Почему ты не выставляешься?