Цезарь уже не пытается подавить в себе ярость. Почему-то злится, представляя, что девушка так поздно возвращается от мужчины. Не обращает внимания на лужу, в которой они оба стоят. Его ботинки выдержат. А ее мокасины? Минни только смотрит на него молча, ничего не отвечая. Мартинес вовремя вспоминает, что она не может, и бьет кулаком о стену. Видит подрагивающий уголок губ и не сдерживает ругательств – она смеется над ним.
Он всего лишь хочет показать ей, до чего может довести подобное нарушение порядка. Преподать урок нахальной девице, возомнившей, что она особенная. Что ей позволено все. Мартинес прижимает ее крепче к стене, вдыхая запах сигарет с ментолом и сырости. Руки быстро оказываются за вырезом платья, сжимая маленькую грудь. Губы касаются шеи: холодной, нежной, гладкой. Он успевает подумать о том, что ничем не отличается от насильника, когда ощущает ледяные пальцы на животе.
Девушка ловко справляются с ремнем на его штанах, и закидывает голову вверх. Просто смотрит этим своим сводящим с ума серьезным взглядом. Мартинес приподнимает ее выше под бедра и впервые так радуется привычке местных женщин носить платья. И своей привычке набивать карманы всем необходимым.
Ему почему-то казалось, что он будет у нее первым. Почему-то хотелось быть первым. Не угадал. Она едва заметно улыбается и не отводит от него внимательного взгляда даже сейчас, вбиваемая в стену резкими толчками. Ее не хочется жалеть. Только вызвать эмоции. Любые, кроме этого осточертевшего уже любопытства.
Мартинес склоняется к ее губам, но она отворачивается. Касается поцелуем щеки, прикусывает мочку уха и часто, хрипло дышит. Цепляется ледяными пальцами за его плечи, пробравшись уже под футболку. Такая горячая внутри и такая холодная снаружи. Еще несколько движений и он утыкается лбом в сырую шершавую стену какого-то дома.
Девушка соскальзывает вниз - обратно в лужу - и опирается о стену. Дрожит и прячет глаза, торопливо поправляя одежду. Цезарь приводит себя в порядок и неловко дергает полы ее куртки, сводя их вместе. Вдруг думает о том, что она может заболеть. А Минни роется в кармане, достает две сигареты и закуривает одну трясущимися пальцами, суя ему в ладонь вторую вместе с зажигалкой.
Она курит быстро, глубоко затягиваясь и глядя куда-то в сторону. Жалеет? Мартинес крутит в пальцах сигарету и впервые в жизни не находит подходящих слов. Раздраженно закуривает и подталкивает Минни обратно к главной улице.
- Тебе домой пора, - он поглядывает искоса на покорно идущую рядом девушку и борется с желанием выдернуть сигарету из ее пальцев. – В следующий раз церемониться не стану. Будешь Губернатору объяснять, зачем ночами по улицам шляешься. Поняла меня? Хотя какого черта я спрашиваю, ты и в прошлый раз кивала.
Слушает Минни его или нет – неясно. Она бросает окурок в урну и, смотря прямо перед собой, шагает к дому, ускоряя шаг. Резко дергает ручку двери и скрывается, даже не обернувшись. Он замирает на месте и поднимает голову вверх, ожидая света в одном из окон. Но темноту ночи не нарушает ничего. Интересно, эти тонкие бледно-розовые губы тоже ментоловые – на вкус?
========== Глава 12 ==========
Два дня проходят в таком напряжении, что Мартинес не задумывается ни о чем, кроме постели и глотка чего-то горячительного. А когда перед ним еще и тарелка с теплой едой появляется – это верх счастья. Но любые дела и проблемы имеют склонность решаться – город снова может похвастаться надежными стенами и усиленной охраной. Губернатор лично принимает работу, обходя все, разговаривая с каждым и с серьезным видом кивая. А потом вдруг сообщает, что все, кто завтра не на дежурстве, должны будут явиться на похороны. Для которых в не застроенном участке города уже сооружается небольшое кладбище.
Мартинес слышит, как Диксон, не стесняясь присутствия лидера, пытается договориться с кем-то об обмене дежурствами. Но реднек не находит желающих, которые под взглядом Блейка не смеют соглашаться. Идти на похороны и стоять там, слушая о том, что это именно они совершили ошибку, пропустив тогда ходячих в город, не хочется никому. Даже несмотря на понимание, что если бы не они, от города давно бы уже вообще ничего не осталось.
Цезарь возвращается вечером домой, но на полпути сворачивает к дому Дейзи. Почему-то не хочется идти в свою холодную пустую квартиру. Хочется света, тепла, еды и даже бессмысленной болтовни – такой уже привычной и расслабляющей. Девушка радостно улыбается, повисая на шее у мужчины, целуя его и всем видом показывая счастье быть с ним. Приятно приходить туда, где тебя так ждут. Она суетится и виновато говорит, что не подумала приготовить ничего особенного. Накрывает на стол, наливает выпить и сует пепельницу. Разве что тапочки в зубах не приносит.
- Похороны? Завтра? Этой… как ее, которая с ребенком и которых укусили, да? И остальных? Ой, а что же мне никто ничего не сказал?! Весь день заходили: то то им, то се, а про это ни слова. Я же даже не знаю, есть ли у меня что-то приличное черного цвета, - увлекается возмущением Дейзи и под недоуменным взглядом мужчины торопливо прикрывает рот.
- Я думаю, можно и не в черном, - говорит он, понимая, что сам уж точно не будет искать среди своей немногочисленной одежды темные вещи, как, скорее всего, и большинство горожан – что есть, то и наденут.
- Ну да, - соглашается девушка послушно, растерянно улыбается и уточняет. – Это прямо утром? Мы же вместе пойдем? Ну, как пара?
Цезарь кивает, закуривая, и устало прикрывает веки. Она говорит о похоронах, словно о вечеринке какой-то. Или куда там ходят официальными парами? Получается, для жителей города это тоже будет чем-то вроде развлечения? Возможностью скрасить хоть какими-то событиями свои серые будни? А через день – новый бой. Губернатор решил таким образом отвлечь народ от переживаний. Мартинес погружается в размышления о том, как он в этот раз, несомненно, победит нахального Диксона, и недовольно открывает глаза, чувствуя руки девушки на своих плечах.
Дейзи подталкивает мужчину в сторону спальни, помогает раздеться и заботливо накрывает одеялом, бормоча, что сейчас умоется и вернется. Мартинес дремлет, не в силах уснуть из-за раздающегося в соседней комнате шороха. Тихо встает, приближается к двери и смотрит, как девушка сидит в куче одежды, перебирая и откладывая что-то в сторонку. Широко зевает и, понимая, что такую не исправить – да и нужно ли – возвращается в постель, накрывая голову подушкой.
Утром Дейзи просыпается на удивление рано. Старательно готовит завтрак, варит уже не такой отвратительный, как раньше, кофе и торопливо собирается, не забывая нанести на лицо слой косметики. Ее черное платье траурным не выглядит. А вкупе с пальто нараспашку, кокетливым ярким шарфом и распущенными волосами – наряд получается почти праздничным. Но Мартинесу все равно. В конце концов, смотрится девушка на все сто. Что еще ему нужно? Наверное, чтобы молчала.
- Цыпа, по какому поводу все это? – выводит рукой круги в воздухе Мэрл, восхищенно присвистывая при виде девушки. – А я еще идти не хотел! Да ради такого зрелища можно и десяток погребений выдержать!
Увидев, как расступаются перед прибывшим Филипом горожане, Диксон умолкает и принимает подобающий случаю уныло-серьезный вид. Только косится периодически в сторону не скрывающей радости от произведенного эффекта Дейзи. Всего несколько комплиментов – и она готова вытерпеть рядом даже этого «хамоватого реднека». Как легко ее купить.
Губернатор заводит длинную проникновенную речь о погибших, особенно выделяя Эмили с ребенком, конечно, не уточняя подробностей того, как умерла женщина, и где именно провел младенец эти дни. Мартинес стоит с непроницаемым лицом, обводя взглядом внимательно слушающих горожан. Все действительно явились кто в чем. Стоят, смотрят на лидера города, кивают, некоторые даже платки к глазам подносят. И все равно это кажется фарсом. Никто не плачет искренне. Никто не горюет по умершим, оказавшимися одинокими стариками. Каждый сейчас радуется в душе, что погиб не он и не его близкие.
- Что эта дурочка так на нас смотрит? – тихо хмыкает Дейзи, кивая в сторону и сжимая руку Цезаря.