- Спасибо! - повторяет она снова и снова, притормаживая у двери в квартиру и задумчиво сжимая ключ в пальцах. - Цезарь, зайдешь на чай? Нам нужно поговорить. Мне нужно тебе кое-что рассказать. Очень важное. О ней.
Айлин произносит последние слова таким загадочным тоном, что Мартинесу кажется, будто она хочет сказать что-то о Минни. Но о ней ведь никто не знает. Не знает ведь? Он кивает и проходит в квартиру, не представляя, чего ожидать. О ком пойдет речь? О той, которая не сводит с него полных слез голубых глаз? Или о той, которая всегда прячет свой – такой серый – взгляд?
========== Глава 20 ==========
Квартира необычная – чем-то неуловимо похожая на комнаты Дейзи, но совсем другая. Такая же аккуратная, чистая, женственно-светлая, с кучей непонятной, но, вероятно, милой дамскому сердцу ерунды. Кажется, все почти точно так же. Но тут почему-то уютно. Что-то такое едва заметное, то, чего Мартинес не может понять. Здесь не пахнет удушающе-сладко, как у Дейзи, здесь не сыро и не холодно, как у Минни. Тут – как-то обычно. Словно дома. Еще в том, совсем далеком доме родителей. Ненужные воспоминания.
- Тебе чай или кофе? Я кофе не пью, но у меня есть, могу приготовить, - суетится Айлин и испуганно охает, усаженная твердой рукой на диван.
- Забей на чай и кофе, у себя попью, отдыхай, красавица. И рассказывай, давай, чего там такого интересного хотела? - напряженно улыбается Цезарь, прекрасно видя, что она уже почти передумала делиться информацией.
Возможно, совсем неважной и совершенно глупой. Но вдруг?
- Я не знаю, нужно ли… Понимаешь, это ведь неправильно говорить сейчас тебе о ней, да? Но и то, что она делает – тоже неправильно! Очень неправильно. Это обман, это…
- Красавица, успокойся, хорошо? И по порядку: кто меня обманывает? Ну, тебе нужно сказать только имя. Или кивнуть. Ты о Дейзи?
Айлин затравленно кивает и комкает в пальцах подол платья, вздрагивая и вжимая голову в плечи, слыша сдавленные ругательства Мартинеса. Он вздыхает, пытаясь взять себя в руки и понимая, что запугав эту и без того слишком нервную девицу, ничего не узнает.
- Хорошо. В чем она меня обманывает? Может быть, она не беременна? - с надеждой и опасением все же выдыхает он эти слова, рассчитывая, что Айлин в любом случае знает о положении своей бывшей подруги, а значит с ней об этом – можно.
Очередной кивок позволяет телу расслабиться. Улыбка сама собой появляется на губах откинувшегося на спинку дивана Цезаря, которому даже кричать от облегчения хочется. Как мало нужно для счастья – всего лишь очень сильно чего-то испугаться, того, что может испортить всю жизнь, а потом вдруг понять, что бояться больше нечего. Ведь нечего?
- А теперь давай ты подашь свой прекрасный голос и расскажешь подробно: зачем, почему и что вообще за ерунда. Главное-то я уже знаю. Ну, давай, красавица, не бойся.
- Ладно, - Айлин утирает слезы со щек и, не поднимая глаз, начинает рассказывать. - Мы ведь из-за тебя, ну, в смысле, всего этого и поссорились. Она попросила тест, сказала, что для розыгрыша. Но потом поняла, что я могу проболтаться случайно, думая, что ты уже в курсе шутки, и рассказала мне, что она всерьез сообщит тебе о своей беременности. А потом – когда ты решишь, что необходимости, ну, предохраняться больше нет… В общем, ты понял. Я ей сказала, что так нельзя, что ты должен знать, это ведь не шутки! Так и поругались в итоге. Она говорила, что готова на все. Что так сильно любит тебя. Цезарь, она ведь и правда, наверное, любит. А ты сам виноват – ты ей изменяешь. И она знает, именно потому решила пойти на крайние меры. Глупые, да, но она надеется так вернуть тебя…
Это все похоже на какой-то театр абсурда. Женская логика всегда казалось Мартинесу чем-то чересчур сложным или, наоборот, настолько примитивным, что понять и поверить, что кто-то, в самом деле, может так мыслить, было невозможным. Но весь вид Айлин говорит о том, что она не врет. И даже искренне сочувствует своей бывшей подруге. У которой в голове совсем мозгов не имеется.
Думать о том, что если бы не эта сидящая рядом и снова промокающая глаза салфеткой барышня, он бы ни о чем не догадался и однажды бы все же лег в постель с Дейзи, давая ей возможность исполнить свой план, не хочется.
- Спасибо, - бормочет Мартинес, поднимаясь и еще не зная, куда сейчас пойдет, чем займется – ведь выбор теперь был, и немалый.
- Подожди! Цезарь! Не… не делай ей только ничего! Она просто сходит с ума от ревности и любви, постарайся ее понять, - резко встает вслед за ним Айлин и хватается за живот. - Я видела… Знаю, к кому ты ходишь. Правда, она такая… Я даже не поверила сразу. Как ты мог променять?.. Но я не говорила Дейзи. Не стала.
- И на том спасибо. Или ты еще чего хочешь? - хмыкает он, приподнимая бровь и почти уже ожидая намека на шантаж.
Но она только мотает головой и продолжает укоризненно смотреть на него, провожая до выхода. Так, словно он, в самом деле, в чем-то виноват. Так, словно кто-то имеет право укорять его за то, как он живет. Так, словно он не заслужил права жить, как он сам хочет.
Эти люди вокруг – они никто. Ничто. И должны быть благодарны за защиту, еду и спокойный сон. А думать, упрекать и иметь свое мнение о тех, кто им все это обеспечивает – уже не их забота.
Мартинес выходит на главную улицу и замирает, не зная, куда отправиться. Пойти к Дейзи и, заглянув в ее лживые насквозь глаза, послать ее наконец далеко и надолго? Желательно, навсегда и куда-то за стены города. Развернуться и явиться к Минни, проведя этот вечер и ночь в ее обществе, наслаждаясь тишиной, покоем и безразличной покорностью? Зайти сначала к Дейзи на склад, захватив что-нибудь интересное для того, чтобы потом вместе с Минни отпраздновать собственное освобождение? Он даже расскажет ей обо всем, смеясь, ведь она так хорошо умеет слушать, понимающе заглядывая в глаза и кивая в нужный момент. А может быть, стоит плюнуть на всех и пойти домой? Забыв обеих. И ту, и другую.
- Эй, чувак, ты чего завис, пугая наших славных, бестолковых, ни на кой черт не нужных горожан? - Диксон хлопает Мартинеса по плечу, заставляя чертыхнуться сквозь зубы и зло сплюнуть. - Слыхал новость? На выходных у шефа днюха, так что с нас сладкий стол, блин! То есть, бой и явление на какую-то гребаную светскую вечеринку после. Роуэн заявила, что хочет устроить своему божеству настоящий праздник из тех, что проводились раньше. Мильти уже пять раз грохнулся в обморок от горя, что мы столько ресурсов на такое непотребство угрохаем. Ну чего ты кривишься, шуруй, готовься! А то ведь снова за пять минут уложу тебя на обе лопатки! Ну… зато у тебя, вон, курица твоя всех на вечеринке затмит – тоже типа как достижение. Ладно, Брауни, вижу, ты уже проникся пониманием того, что продуешь по полной, не буду мешать горевать.
Мэрл видит кого-то вдалеке и торопится в ту сторону, оставляя после себя только недоумение и раздражение. Какие еще праздники и дни рождения? Совсем этой Роуэн делать нечего – порой даже смешно от того, как она пытается стелиться под Блейка, понимая всю шаткость своего положения.
Поколебавшись еще минуту, Мартинес разворачивается в сторону своего дома, совсем не удивляясь при виде застывшей у двери в квартиру Дейзи. Она даже растекшуюся по лицу косметику не стерла, чтобы показать всю глубину своего раскаяния и страдания. А голубые глаза смотрят настороженно, пытливо и зло – этого не скрыть.
- Цезарь, милый, - лепечет она, делая шаг навстречу и запинаясь. - Почему… почему ты так улыбаешься? Почему ты смеешься? Что она… что она тебе сказала? Цезарь, что бы она ни сказала, это все неправда! Она специально, она хочет нас разлучить…
- Иди вешать лапшу на уши еще кому, а? - добродушно советует он, окидывая Дейзи снисходительным взглядом – жалость смешивается с брезгливостью. - Давай, красавица, прощаться не будем, останемся друзьями, и все такое. Или как там говорят? Что «нет»? Ну, нет так нет, мне не принципиально. Сама понимаешь – твоя дружба…
- То есть, да? Ты бросаешь меня? Ты предпочел поверить ей? Даже не выслушаешь? - уточняет она неожиданно звонким голосом, глядя почему-то с вызовом и кусая губы, увидев безразличный и вполне уверенный кивок. - Хорошо… Я уйду. Только, Цезарь, из твоей жизни я не исчезну, как бы ты этого не хотел.