- Да ты и впрямь красавица, черт побери, - хмыкает Мартинес недоверчиво.
Прекрасно понимая, что все это – только слой краски, платье и приведенные в порядок волосы. Понимая, но не веря. Забывая, что еще час назад она была той – маленькой, бледной и простенькой девушкой. Наверное, у женщин умение быть – или казаться – красивыми заложено с рождения.
Он обнимает ее со спины, но Минни не обращает внимания. Продолжает смотреть, касаясь кончиками пальцев мутной поверхности зеркала, проводя по своему отражению, словно в попытке стереть. Она смотрит, улыбаясь и, кажется, ненавидя. Его? Себя? Это платье?
Как бы там ни было, это лишнее. Это не то, что ему нужно – застывшая у зеркала, погруженная в свои мысли женщина. Мартинес склоняется, касаясь губами ее обнаженной, гладкой, прохладной шеи и довольно усмехается, чувствуя, как вздрагивает тонкое тело в его руках. Он скользит по ней ладонями, оглаживая, прижимая к себе и с силой сжимая, неторопливо смахивая с плеч бретельки платья, комкая в пальцах подол и медленно поднимая его выше, обнажая ноги и не сводя жадного взгляда с затуманившихся глаз в отражении зеркала.
Минни ловит его взгляд и поднимает руку, поднося ко рту. Прижимает пальцы к своим губам и резко ведет вниз и в сторону, смазывая ярко-красную помаду и снова – улыбаясь. Как будто она знает, как это выглядит. Что после этого больше нет сил терпеть. Только дергать одежду вниз, забывая о молнии, только впиваться в ее рот поцелуем, почти насилуя уже одним им, только швырять ее – легкую, невесомую, покорную – на кровать, не слушающимися пальцами справляясь с ремнем на собственных штанах и наваливаясь сверху. Только иметь ее, обладать ею, владеть. Хоть чем-то в этом сумасшедшем мире – с таким удовольствием.
***
Выходные приходят неожиданно быстро – даже подготовиться к бою времени не оказалось из-за большой стаи ходячих, потрепавшей нервы всем осведомленным. Тем, кому приходилось тихо отстреливать подбирающихся слишком близко тварей, не смыкать глаз ни днем, ни ночью, чтобы не пропустить большую толпу, способную повредить укрепления, и делать вид перед горожанами, что все как всегда – тихо, спокойной и под контролем.
Арена освещена, а холодный воздух заставляет поежиться, вспоминая о том, что еще немного – и можно отправиться в теплый дом, где небольшой компании приближенных будет предоставлена вкусная еда, отличная выпивка и даже музыка. Всё – чтобы забыть на одну ночь о том, что происходит за стенами города.
Диксон смеется при виде Дейзи, нарядившейся гораздо ярче Роуэн, и в очередной раз интересуется, кого приведет Мартинес. Который, позвав с собой Минни, уже на следующее утро понял, что не придет с ней. С этой, пусть даже умеющей выглядеть, но все равно отчаянно нелепой, неуклюжей, немой. Знакомой всем испуганной Мышкой. Которая так смешно будет смотреться рядом с ним – Цезарем Мартинесом.
И что за глупость пришла ему в голову? Она не для этого всего. Она – для того, чтобы ждать его дома, наливать невкусный кофе и позволять согревать ее по ночам. Она – для того, чтобы молчать, читать книжки, курить сигареты и просто быть. Где-то там в своей темной, сырой, холодной квартире. Только для него. Она и живет-то, наверное, только для него. Чтобы у него было место, куда можно прийти – уйти ото всех.
Победить сегодня Диксона оказывается не так уж и сложно. Мартинес стоит, приводя дыхание в порядок, и почти что изумленно улыбается, наступая ногой на грудь поверженного приятеля, чтобы уже через минуту подать ему руку, помогая подняться. Всего через полчаса они будут пить вместе, подначивая друг друга и смеясь над женщинами, завистливо осматривающими лучше одетых соперниц.
Дейзи картинно утешает Мэрла, не забывая коситься в сторону Цезаря, благосклонно кивающего одной из новеньких девушек, которая сегодня пойдет с ним. Молодая, симпатичная, веселая, деловитая – никакая. Та, с которой появиться на празднике Губернатора – заставить позавидовать каждого второго.
Мир меняется. Не меняются только ценности. У кого-то сложные, а у кого-то простые – иметь положение, теплую постель, сытную еду и женщину. Ту, которой другие мужчины будут смотреть вслед, желая и себе такую. А та, которая смотрит издалека, улыбаясь одними только уголками губ – нужна для другого.
Мартинес обнимает свою спутницу за талию и направляется в сторону дома Губернатора, выбрасывая из головы странную улыбку привычно бледных, искусанных темно-розовых губ.
========== Глава 22 ==========
Он пьяно вваливается в открытую Минни дверь и бессвязно рассказывает что-то о празднике. Позволяет стянуть с себя куртку и подтолкнуть к дивану. Громко смеется и делится впечатлениями: давно он так не расслаблялся. Давно не пил так много, давно не мог после прийти к кому-то и просто честно поделиться всем, что думает. С другими ведь не поделишься. Другие сболтнут. Обязательно проболтаются. Не поймут ведь. А эта сероглазая – она всегда понимает. Молчит же? И кивает. Понимает. У нее нет выбора – только понимать и принимать.
Минни отстраняется, не позволяя себя обнять, и едва заметно морщится – наверное, запах алкоголя слишком сильный. Плевать. И на нее плевать – обойдется, все равно сил нет ни на что. Только на то, чтобы закончить сбивающийся рассказ о почти не пившем и наблюдающем за всеми тираном-Губернатором, который, наверное, после всего этого пошел забавляться со своей ходячей дочуркой. О жестоких шутках Мэрла, поливающего грязью дам, присутствующих на празднике, и обошедшего своим вниманием только Роуэн. О глупой Дейзи и прочих девицах, которые, вынужденные держать лицо, только хихикали, хлопали глазами и пытались перевести тему или сбежать в дальний угол при приближении Диксона.
За окном уже рассвет, и Мартинес прикрывает веки, почти не чувствуя, как Минни помогает ему лечь – не раздеваясь и почему-то тут, на диване. Еще минута, и она уходит на кровать. Просто берет и ложится отдельно. И даже засыпает там одна. Мысли о том, что это как-то неправильно, сменяются глубоким сном, похмельем в полдень, отвратительным кофе, который кажется божественным нектаром, и блаженной тишиной. Да этой девчонке можно памятник поставить за то, что она молчит. Пусть это и не совсем ее заслуга. Минни косится на него и, словно делая одолжение, приближается, касаясь ледяными пальцами его висков. Осторожно проводит, делает массаж – и боль уходит.
Хорошая девочка. Удобная…
***
Зима сменяется весной, а в городе становится все спокойней. Стены держатся, молодняк обучается, припасов хватает, каждая вылазка заканчивается удачей. А иногда и новой кровью. Но главное ведь, что не их кровью. Они не потеряли ни одного человека – это ли не успех? А в остальном… Выжившим больше – выжившим меньше. В нынешнем мире это не столь важно. В том мире, который находится за стенами Вудбери.
Жители городка расслабляются, превозносят своего предводителя каждые выходные, восторженно взирают снизу вверх на своих защитников и добытчиков – это приятно. Все их заискивающие улыбки, восхищенные взгляды и благодарные слова дрожащими голосами. Блейк не позволяет горожанам забыть, кому они обязаны: благополучием, сытостью, теплом, крышей над головой, здоровьем и даже жизнью. Они обязаны всем. В том числе и ему, Мартинесу.
Тому, который почти убедил себя, что нашел свое место. Именно тут – в этом новом мире с новыми правилами. Теперь не он – обслуживающий персонал, теперь – они все его обслуживают. И подчиненные, и горожане, занимающиеся своей работой, и та покорная девушка, которая ждет его каждый вечер в своей квартире. Которая даже не заикается о том, чтобы хотя бы раз прийти к нему, которая молчит, когда он не появляется несколько дней подряд, которая не говорит ни слова, даже если он неправ. Ах да, она же не умеет. Готовить научить – и идеальная женщина будет.
Только вот смотрит иногда странно.
Пятница напоминает о том, что пора запастись продуктами, и Мартинес прогулочной походкой приближается к складу, заранее кривясь при мысли о том, что придется видеть Дейзи. Которая снова будет тихо вздыхать, картинно смахивать со щеки несуществующую слезу, шептать навзрыд, упрекать и смотреть глазами побитой собаки. Так, как делает это каждый раз – гордости ни на грамм. Вся гордость ушла ровно тогда, когда Дейзи надоела Мэрлу. А чего она ожидала?